Богатые — такие разные. Том 2

Никто не понимал Алисию так, как я. Все считали ее холодной, никогда не выказывавшей никаких признаков волнения, надменной, смотревшей на всех свысока. Женщины к ней ревновали. Они критиковали ее одежду, называя ее слишком аскетической, и считали неестественным ее пренебрежение макияжем, но им и в голову не приходило, что она была слишком красива, чтобы прибегать к косметике или гоняться за модой. Мужчины восхищались ею, но их пугала ее сдержанность. Их нервировал ее тщательно культивируемый скучающий вид и отталкивало ее рассчитанное отсутствие живости, но они не понимали, что эта манера держать себя в свете была защитной оболочкой глубоко страдавшего человека. Жизнь рано научила Алисию пониманию, что разочарования человек не испытывает тогда, когда ничего не ожидает, и поэтому энтузиазм в ее глазах был лестницей к крушению иллюзий, а заинтересованность — темной аллеей, ведущей в мир разочарований. Ее отец, человек холодный и отстраненный, был вечно занят своим бизнесом. Мать умерла молодой, а мачеха считала падчерицу обузой. В детстве Алисию либо держали в школе-интернате, либо отправляли в Европу, где одна гувернантка сменяла другую. А когда она оказалась достаточно взрослой для замужества, мачеха убедила ее выйти за первого же мужчину, сделавшего ей предложение. Отец Алисии одобрил кандидатуру Ралфа, который проработал к тому времени уже десять лет в банке «Блэз, Адамс, Ладлау энд Бэйли», и Алисия быстро решила, что он будет ее спасителем, который вырвет ее из ее несчастливого дома и увезет в рай на белом коне.

И вышла за него замуж.

Но сразу после окончания медового месяца она стала редко видеть своего спасителя, да и раем не пахло. Первое время она не обращала на это внимания, так как забеременела, и все ее мысли занимал будущий ребенок, но, в конце концов, ей стало ясно, что всепоглощающий интерес Ралфа был направлен не на нее, а на политику. В Олбани она чувствовала себя одинокой, а решение Ралфа поторопиться со вторым ребенком еще больше изолировало ее от мира. Она была уверена, что этот шаг Ралфа имел единственной целью успокоить ее, но когда приехала в Нью-Йорк с ежегодным визитом к родителям и услышала телефонный разговор между Ралфом и мачехой, то, наконец, поняла, как ею помыкали и как эксплуатировали.

Отец Алисии был миллионером, а она его единственным ребенком. Мать оставила ей состояние больше трех миллионов долларов. Политические амбиции Ралфа обходились дорого, а мачеха очень хотела избавиться от Алисии. И они вступили в жестокий и отвратительный сговор.

— Ты первый, кто меня полюбил, — говорила Алисия. И я подумал о том, как трудно далось это признание человеку, заслуживавшему любви с первого дня своего появления на свет. Я видел все, что пряталось за ее маской, за холодностью, высокомерием и тоской. Я встречался с подобным постоянно и наконец, начал понимать, что мог отбросить это в сторону. Как и я, Алисия была робкой. Она безнадежно желала, чтобы ее любили не за ее деньги, а за то, что она сама представляла собой. Под скорлупой ледяной холодности скрывалась сильная, страстная и чувственная женщина. — …И ты единственный, кто меня понимает, — добавила она, когда мы, прижавшись друг к другу, лежали на круглой кровати в нашем безвкусном номере отеля. — Мне так хороню с тобой… хорошо, даже когда мы молчим. Я люблю наше молчание.

Мы пробыли в Лос-Анджелесе всего три дня, когда Вивьен получила от меня развод и, словно в ознаменование этого, родила нашего с нею ребенка. Был сочельник, и когда раздался телефонный звонок и я услышал голос Эмили, то просто подумал, что она решила нас поздравить с наступавшим Рождеством.

Мы нежились все на той же декадентской круглой кровати, когда зазвонил телефон. Алисия читала журнал «Тру-Стори», я корпел над кроссвордом, и оба мы то и дело запускали руку в мешочек с арахисом. Мы не сняли трубку, но через несколько секунд в дверь постучала моя секретарша и сказала, что звонит из Нью-Йорка моя сестра.

— Эмили?

— Корнелиус, приятные новости! Рождественский подарок для тебя!

— Да? Что же именно? — спросил я, занося в кроссворд разгаданное слово.

Я совершенно забыл о Вивьен. Первая свадьба казалась мне далекой, как какое-нибудь ритуальное торжество племени южноамериканских индейцев.

— Боже мой, неужели ты не догадываешься? Как глупы бывают порой мужчины! — воскликнула Эмили и сообщила, что у меня родилась дочь по имени Виктория-Анна.

Я пробурчал какие-то более или менее уместные слова. Эмили восторженно щебетала о том, как хорошо, что в семье появилась новая Викки, а потом объявила, что в июне сама ожидает ребенка. Я снова пробормотал подходящие случаю слова. Наконец Эмили вспомнила об Алисии. Я ответил, что у Алисии все прекрасно.

— Я очень рада, — сказала Эмили, безуспешно пытаясь скрыть свою холодность. — Ну ладно, дорогой мой, не буду тебя задерживать. Уверена, что ты сейчас же выпьешь за здоровье Викки!

Она сказала «до свидания». Тем же ответил и я. И мы положили трубки. Я продолжал сидеть, глядя на телефон.

Пальцы Алисии поглаживали волосы на моем затылке.