— Мне придется поехать, — расстроенно проговорил я.
— Она знала, что ты так решишь, — отозвалась Дайана.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду?
— Ничего.
— Боже мой, Дайана, рак у женщины!
— Да, и мне кажется, что это очень мужественное письмо, я просто восхищаюсь ею и надеюсь, что она доживет до ста лет. Но взгляни на все вот с какой стороны. Стив. Кэролайн наверняка знает о нас. Если она сама и не читает светскую хронику в газетах, наверняка нашлось с полдюжины добрых друзей, горевших желанием поделиться с нею сведениями о том, что происходит здесь с тобой. Поскольку Кэролайн не отдаст тебя без борьбы, то понятно, что она не может не стараться сделать все для того, чтобы заманить тебя в Америку.
Я был на грани ссоры с Дайаной, но мне удавалось себя сдерживать. Известно, что беременность иногда мешает женщине мыслить разумно, и неудивительно, что Дайана могла ревновать к Кэролайн.
Я телеграфировал врачу с просьбой дать мне точную информацию о состоянии Кэролайн, а в телеграмме Люку попросил его закупить половину цветочной лавки и отправить Кэролайн в больницу цветы, а сам стал думать над тем, какое решение было бы честным по отношению к каждому из нас.
Врач Кэролайн сообщил, что, хотя операцию можно считать успешной, нельзя не принимать во внимание возможность рецидива. Он рекомендовал Кэролайн находиться до Рождества под его наблюдением.
Наступил август. У меня было две возможности. Поехать в Нью-Йорк и чистосердечно поговорить с Кэролайн, добиться развода по причине адюльтера, немедленно отправиться обратно в Англию, жениться на Дайане и зажить счастливой жизнью. Или же остаться в Англии, признать своего незаконнорожденного сына, когда он появится на свет, и затеять медленную, мучительную процедуру развода с Кэролайн.
Я долго взвешивал все соображения. С какой бы стороны я ни посмотрел на эту ситуацию, приходилось признать, что я попал в очень сложное положение, и в любом случае должен поступить честно и порядочно.
Я обязан был встретиться с Кэролайн. Было бы недостойно прятаться в Англии за спинами адвокатов. Требовалось поговорить с нею, все объяснить, и самому как можно тактичнее и разумнее договориться о прекращении брака.
Я почувствовал себя лучше, приняв это решение, как будто после долгого перерыва сходил в церковь. Однако потом я подумал, что если сразу же отправлюсь в Нью-Йорк и окажусь у ее постели, то могу найти ее настолько больной, что буду не в силах сообщить ей эту плохую новость. Мне следовало подождать, пока она достаточно окрепнет и сможет наброситься на меня с ругательствами в ее обычном стиле, тем самым убедив меня в том, что оставаться ее мужем для меня совершенно невозможно.
Мобилизовав всю дипломатичность, на которую был способен, я написал Кэролайн о том, что, разумеется, приеду в Нью-Йорк, но что до середины сентября по деловым причинам никак не могу покинуть Лондон. Я добавил, что принять это трудное решение мне помогло письмо врача о том, что дело идет к ее полному выздоровлению. Потом я написал Люку и попросил его отправить ей вторую половину цветочной лавки.
Дайана с облегчением узнала о том, что я решил пока воздержаться от поездки к постели больной, но хотела, чтобы я вообще отказался от поездки в Америку для встречи с Кэролайн. Не забывая о ее опыте с Полом, я понимал ее чувства, но не мог допустить, чтобы ее позиция меня поколебала.
— Я должен подумать о Скотте и Тони, — сказал я ей, — и объяснить им положение вещей. Прости меня, Дайана, но ты не должна мешать мне выполнить свои обязанности по отношению к семье.