Богатый

Прискакав, Марта привязала Гракха к специальному кольцу в стене замка и сама бросилась устраивать Бабабилу. Пока Бронислава варила кофе, Марта привела адвоката в его будущую комнату. Принесла ему из гардероба покойного дяди Васи новенький костюм. Бабабила покорно переоделся в виду того, что в доме, пожалуй, не так уж много опасностей.

После кофе Марта провела его в канцелярию. Увидев казенные бумаги, Бабабила воспрянул духом.

С жадностью пустынника, истомленного жаждой, он кинулся к источнику. У Марты создалось впечатление, что адвокат, роясь в документах, ищет нечто ему знакомое. Как-то так вышло, что он сразу выудил из кучи писем приговоры суда по делам Марка. Прочтя их, он принял чрезвычайно серьезный вид и напал на Марту, жестикулируя и даже покрикивая, причем Марта все отступала от той вони, что шла из его рта, а он, не понимая причины, все наседал.

Кончилось тем, что хозяйке пришлось подписать два чека на имя Богатого. Два больших разорительных чека!

Он приказал тотчас же их отправить. Для этой цели был мобилизован Володя.

С необычайной радостью Марта рассталась со своим Бабабилой. Отвязав Гракха, она поскакала назад в поле.

Близился полдень. Овес на корню, снопы и копны были совершенно такого же цвета, как и обливающее поля своим жаром высокое солнце. Девушки показались Марте разноцветными огнями негаснущего фейерверка. Они носят снопы. Склоняются. Черная тень снопа вырастает и исчезает у коричневых ног. Они насунули платки на глаза и половина лица у них черная. Самовязки идут навстречу. Марк и Игнат слезли с раскаленных железных седел, идут пешком, держа в руках вожжи. Машины стрекочут, стригут. Гракх под Мартой грациозно переступает с ноги на ногу, выгибает шею. Он чрезвычайно хорошеет, чтобы показаться рабочим лошадям в блеске своей высокой породы.

Дойдя до поворота, Марк остановился.

— Пора выпрягать!? — спрашивает он Марту.

Глянув на солнце она отвечает:

— Да, пожалуй!

Под животами коней вырастают черные в розовых пятнах трубочки, они начинают по очереди мочиться. Марк и Игнат посвистывают. Запах конской мочи, смешиваясь с запахом раскаленной земли и колкой овсяной щетины, распространяясь в горячем воздухе, напоминает запах горячего пшеничного калача. Лошади, закончив поливку, тянутся к колосьям овса. Чубарый схватил сноп и поднял его, стараясь растрепать. — Подожди, сейчас получишь, — говорит Марк вырывая сноп. Но у Чубарого кое-что остается, он хрумкает зубами и помахивает головой.

К меже под тени лип подъезжает воз, запряженный Машкой. На возу сидит Бронислава и Саша.

— Полудновать идите! — кричит Бронислава с интонациями иволги в голосе.

Девушки спешат по колкому жнивью, пригиная его подошвами сандалий так, чтобы оно не кололо ног. Иллона бежит босиком. Ей все нипочем. Колко и пусть. Хочет приучить свои маленькие ножки ко всему тому, чем богата земля. Грамаш звенит своим колокольчиком, из приоткрытой пасти жеребенка льется призывное ржанье. Как гармонирует оно с ясным полднем! Кажется, будто бы в самом воздухе пробегают волны зыби. Так бегут тени волн по песчаному дну, или тени рыбок серебристых, когда солнце купает свои горячие лучи в прозрачной воде.

В жаркий день только начни пить и не остановиться! Прежде всего вода. И она, пойманная в ведра из привезенного бочонка, колышется в них, как живая. Синеет небо, темнеют отражения листвы лип, отражение покачивается, и к нему склоняется лицо человеческое. Жаждущий сначала видит свое отражение, потом пьет, уже не видя его. В спину, в затылок бьет горячее солнце. Губы хватают колышущуюся в ведре волну, которая то захлестывает нос, то отходит от губ. Только тут, в поле, на солнце осознается в полном своем объеме благо того дара, что проходит незамеченным, когда вода льется из крана в городской квартире.

Да и вода какая? Холодная, чистая, родниковая, прямо из земли, прямо из сокровищницы, так заботливо кем-то уготовленной для всего жаждущего мира.

И хлебы огромные, душистые лежат на возу и котел с галушками дымится, и тут же груда свежих хрустящих огурцов лежит, и арбузы горой и яблоки. И запах от всего идет такой, что текут слюнки.

А тут уже отсыпается овес в торбы, уже стоят, помахивая хвостами и головами, лошади, и ходят по их натруженным телам прохладные тени листьев.

С чем сравнить этот краткий полуденный отдых в поле, когда из тени деревьев видится труд рук своих? Вот эти копны, сложенные крестами, эти застывшие в зное жатки, эта даль еще не скошенного овса…

XXI

Недолго длилось счастье, через пять дней Бабабила исчез. Как корова его языком слизнула. Первое, что пришло Марте в голову: — Не понравилось ему, не вынес испытания.