Богатый мальчик

Занавеска разошлась от ветра, и, когда он встал, чтобы поправить ее, она увидела его в ярком утреннем свете, страшно бледного, в помятой одежде и с синяками на лице. Сейчас она ненавидела его больше тех, кто его избил. Она чувствовала, как он уходит из ее сердца, чувствовала пустоту, оставшуюся после него, и вот он исчез окончательно, и теперь она могла простить и даже посочувствовать ему. На все это потребовалась всего минута.

Она упала у больничных дверей, пытаясь самостоятельно выбраться из такси.

IV

Когда Эмми оправилась физически и морально, у нее появилась навязчивая идея начать танцевать, старая идея, взращенная мисс Джорджией Берриман Кэмпбелл из Южной Каролины, ярко расцвела, возвращая ее к юности и первым дням в Нью-Йорке, полным надежды. Для нее танец был тщательно продуманной последовательностью изысканных позиций и пируэтов, которые зародились в Италии несколько сотен лет назад и достигли апогея в России в начале этого века. Ей хотелось заняться чем-то, во что она верила, и ей казалось, что танец – это женская интерпретация музыки, только вместо сильных пальцев тебе дано гибкое тело, исполняющее Чайковского и Стравинского, и ноги в «Шопениане» так же убедительны, как и голоса в «Кольце нибелунга». В самом низу это было нечто среднее между акробатами и дрессированными морскими котиками, но на вершине была Павлова и настоящее искусство.

Как только они обустроились в своей нью-йоркской квартире, она погрузилась в работу как шестнадцатилетняя девчонка: четыре часа в день у станка, аттитюды, соте, арабески и пируэты. Это стало основой ее жизни, и единственное, что ее заботило, – не стара ли она. В двадцать шесть ей надо было нагонять десять лет, но она была балериной от природы, с прекрасным телом и красивым лицом.

Билл поощрял ее, когда она будет готова, он построит для нее первую настоящую балетную школу в Америке. Бывали времена, когда он завидовал страсти, с которой она отдавалась этому занятию, так как его собственные дела шли не слишком хорошо после возвращения. И все потому, что он нажил много врагов благодаря своей самоуверенности после первых успехов. Ходили преувеличенные слухи о его пристрастии к алкоголю, о том, как жестко он обходится с актерами, и о сложностях работы с ним.

Против него играла его неспособность копить деньги, и он вынужден был залезать в долги ради каждой постановки. Еще он был достаточно умен и достаточно смел для того, что убедить несколько некоммерческих фондов вложить деньги, но за ним не стояла Театральная гильдия, и все деньги, которые он терял, становились его личными долгами.

Были и успехи, но ради них приходилось трудиться тяжелее, чем раньше, или ему так просто казалось; видимо, он начал расплачиваться за свою неправедную жизнь. Он все время намеревался пойти в отпуск или хотя бы отказаться от беспрерывного курения, но появилось столько конкурентов – постоянно возникают новые молодые люди с непогрешимой репутацией, и кроме того, он не привык к постоянству. Ему нравилось работать с напряжением всех сил, подогретым кофе, что казалось для шоу-бизнеса таким неизбежным, но столько требовало от человека, перешедшего тридцатилетний рубеж. Он стал больше опираться в определенном смысле на Эмми, на ее хорошее здоровье и жизненную силу. Они всегда были вместе, и если он чувствовал смутную неудовлетворенность от того, что он нуждается в ней больше, чем она в нем, всегда оставалась надежда, что дела пойдут лучше в будущем месяце, в следующем сезоне.

Возвращаясь домой из балетной школы одним ноябрьским вечером, Эмми помахивала небольшой серой сумочкой, натянув шляпку поглубже на свои еще влажные волосы, и позволила себе пуститься в приятные размышления. Уже целый месяц она замечала, что некоторые приходили в студию только чтобы взглянуть на нее, и она поняла, что готова. Только один-единственный раз она работала так же трудно и долго – над отношениями с Биллом, и все для того, чтобы однажды дойти до предела страданий и отчаяния, но теперь ей нечего было терять, кроме самой себя. И даже сейчас она чувствовала легкое нетерпение, думая: «Ну вот оно. Скоро я буду счастлива».

Она торопилась, сегодня произошло кое-что, о чем она должна поговорить с Биллом.

Обнаружив его в гостиной, она позвала его зайти в комнату, чтобы все рассказать, пока она будет переодеваться. Она начала говорить, даже не оглянувшись.

– Послушай, что случилось. – Ей приходилось говорить громко, перекрикивая звук воды, льющейся в раковину. – Поль Макова хочет, чтобы я танцевала с ним в следующем сезоне в «Метрополитен», пока это еще не точно, так что это секрет – даже я не должна была ничего знать.

– Это прекрасно.

– Вот только одна вещь: не было бы лучше, чтобы мой дебют состоялся за границей? Так или иначе, Данилов говорит, что я готова появиться на сцене. Что думаешь?

– Я не знаю.

– В твоем голосе не слышно энтузиазма.

– Мне нужно кое-что сказать тебе. Попозже. Продолжай.