Богатыриада, или Галопом по европам

– Остынь, глупая баба! – поспешно вскричал седой бородач, прижимая к себе посох. Будто и впрямь опасался, что старая карга сейчас вооружится им и начнет чудить.

– Я те остыну! Я те так остыну, мало не покажется! Только-только жить начали, хозяйством обзавелись… Плохо, что ли? Сыт, ухожен, обстиран, да и по ночному делу… – морщинистые щеки старухи вдруг порозовели. – Никуда не пущу, и не проси!

– А я и не прошу! Я тебя в известность ставлю! – повысил голос бородач, гневно сдвинув брови. – Слыханное ли дело, чтобы баба мужику перечила! Да не простому мужику, а главному волхву!

– Так и я не простая баба, а Яга! – топнула спутница жизни. Загудели половицы, снизу донесся страдальческий стон, полились жалобы вперемешку с кряхтением. Мол, избушка, хоть и на курьих ножках, уже не молоденькая и от таких ударов в восторг не приходит.

– Цыть!!! – окончательно взбеленилась старая карга. – Еще не хватало, чтобы собственная изба качала права!

– Что за шум, а драки нет?! – послышался веселый пьяный голос. В приоткрывшуюся без скрипа дверь (хозяйство и впрямь наладили, даже смазали петли, чего сроду тут не бывало) заглянул хмельной Лесовичок. В руке он сжимал наполовину опорожненную бутылку своего любимого полусладкого шампанского. – Или есть?

– Каррр!!! – донесся из-за его плеча осуждающий и удивленный голос.

– Я тебе, паскуднику пернатому, покажу: «страшнее бабы зверя нет!» – завопила ведьма. – Не забывай, у меня волшебные зубы вставлены!

– Лучше бы я этого не делал! – простонал волхв, схватившись за седые виски.

– Ну, коли сделал, не выбивать же снова! – рассудительно произнес Лесовичок и присосался к бутылке, запрокинув голову. В такой позе его и вынесло в открытый дверной проем. Донесся только испуганный вскрик, приглушенный звук удара от приземления на траву, а затем – комментарий, в котором цензурными были только слово «бабье» и разные соединительные частицы.

– Так, хватит! – рявкнул волхв и, уставив посох на окончательно разошедшуюся старуху, начал бормотать заклинания. Баба Яга испуганно взвизгнула, прикрыла голову руками:

– Ой, не надо, соколик! Прости, больше не буду!

– Каррр!!! – донесся ехидный голос снаружи.

– Злостный поклеп! Мы, женщины, никогда не обманываем! – искренне возмутилась ведьма.

– Карррр!!! – теперь в голосе ворона отчетливо различался глумливый хохот.

– И где ты так выражаться научился, черт пернатый?! – ахнула Баба Яга, побагровев от возмущения.

– А что, он неправду сказал? – хохотнул волхв, опустив посох. – Действительно, вы, бабы, особый народ! Сами выдумываете, сами и верите.

– Ох, страшная это вещь, мужская солидарность! – пригорюнилась старая карга. – Два кобеля всегда найдут общий язык, даже если один – в перьях…

– Ну, так что, мы договорились? – улыбнулся муж. – Скандалить, шуметь, грозить не будешь?

– Не буду, – вздохнула жена.

– Вот и умни…

Договорить волхв не успел. Вместо него это сделала ведьма:

– Будем вдвоем спасать Русь-матушку! Коли уж над ней опять опасность нависла.

– Вот тут надобно ненадолго вернуться в прошлое и дать пояснения. Дабы у читателей обоего пола не возникло мысли, что у летописца, образно говоря, то ли «крыша поехала», то ли он над ними насмехается.

После возвращения из похода в тугарские степи, обернувшегося сменой власти и заключением вечного мира, бедолага волхв, против ожидания, навлек на себя насмешки собратьев. Каким-то образом всем стали известны его похождения и блуждания между эпохами, под воздействием сушеных мухоморов. А главное – то, что совершил он, нанюхавшись белого порошка, принесенного окаянным Лесовичком…

Как с нескрываемой горечью и обидой говорил много-много лет спустя один овцевод из далекой Скотской земли: «Когда я в одиночку построил мост через ручей, чтобы всем жителям деревни было удобно ходить в лес за хворостом, никто даже „спасибо“ не сказал. Когда я уплатил долг бедной вдовы, чтобы ее с тремя малютками не выгнали из дома на улицу, ни один не сказал: „какой ты молодчина!“ Когда я внес самый большой вклад на ремонт церкви, никто не произнес доброго слова. Но стоило один-единственный раз напиться до беспамятства и спутать овцу с бабой…»

Бедный волхв краснел, кипел и пузырился. Он устал отбиваться от назойливых расспросов типа: «ну, и кто был лучше, молодица, или старуха?» А уж шутливые намеки, что теперь он, как порядочный человек, просто обязан жениться на Бабе Яге, приводили его в неистовство. Собратья же, видя, как он злится, продолжали подзуживать его с удвоенным усердием… Увы, иной раз и мудрый волшебник ведет себя не лучше глупого мальчишки!

И вот однажды, полностью истощив терпение, главный волхв возопил:

– Да чтоб вас, злоязыкие ехидны! Женюсь на ней! Вам назло! Слышите?! Женюсь!!!

Ответом был коллективный громовой хохот. Окончательно обозливший волхва и избавивший его от последних сомнений и опасений. Принарядившись в чистую и опрятную одежу, приведя себя в порядок (то есть, расчесав бороду и волосы на голове), он отправился в лес, к избушке на курьих ножках. Свататься. Радуясь, что баба Яга живет в глухомани и свидетелей не будет: хоть позору меньше…