Богатырское поле

— Хорошую весть подал ты мне, Овчух, — сказал Радко говядарю. — Не калики это, а тати. И девку, про которую ты мне говорил, атаман ихний силой увел из Суждаля. Пымать их надо.

Хмыкнув, Овчух почесал пятерней в волосах.

— «Пымать»! Кабы сила была…

— Мужиков в посаде нет?.. За бабьими спинами скисли? — упрекнул Радко и встал. — А ежели мужики не подсобят, один управлюсь. Сказывай, куды подались твои божьи люди?

— Слышал я одним ухом, как они промеж собой говорили: надо-де податься к Новугороду… Да ты не серчай, скоморох. То, что я тут баял, то верно. Но и тебя в беде не бросим, подсобим. Вот только настигнем ли?.. У нас ведь, чай, коней нет.

— Не на половцев идем, — оборвал его Радко. — Не рать собирать. Три лошаденки в посаде сыщутся. А боле и не надо.

— Ишь ты, храброй, — улыбнулся Овчух.

— Храброй не храброй, а уж какой есть.

— Ну, коли так…

Нахлобучив на растрепанные волосы шапку, говядарь вышел из избы. Долго его не было. Потом за стеной послышались голоса. И сразу же в избу набились мужики. Присев на лавки вокруг стола, с любопытством уставились на Радка. Смотринами, видать, остались довольны.

— Ну, сказывай, почто звал, — пробасил тот, что показался скомороху постарше. — Подсобить, слышь, надо? — Серые глаза мужика озорно шарили по скоморохову лицу.

Радку понравились мужики. Взгляды открытые, с тела крепки.

— Вот этот — Карп, кузнец, — назвал мужика Овчух. — А эти двое — Алеха да Сидор, гончары.

— А меня зовут Радко. Скоморох я.

— Ладно. Слыхали уж, — отмахнулся Карп. — Опосля за медком о себе поговорим. А ноне как бы времечко не упустить… Кони у нас хоть и не то чтобы сытые, а — ходкие. Поскачем-ка, скоморох.

Маркел с Карпушей, суетясь, выпрягли из возка лошадь, накинули на ее тощий хребет седло. Радко сунул за голенище нож. У Алехи был лук, а Карп и Сидор выломали у Овчуха на огороде по крепкой шелепуге.

— С богом! — напутствовал их Овчух.

Карп усмехнулся:

— На Бога-то надейся, да сам не плошай. Так ли?

На дороге, что вела в Ростов, много попадалось встречных. Шли мужики и бабы, несли на спинах корзины с первыми грибами, с ягодами.

— Не видали калик? — спрашивал их Радко.

— Нет, не видали.

Проехав немного, спрашивал снова. Мужики и бабы отвечали то же: калик не видали. Приуныл Радко. Карп сказал:

— Есть тут тропка через речную излуку — не по ней ли подались тати? Тропка потаенная, народу ходит по ней немного.

Свернули в лес. Из лесу вымахали на пригорок. За пригорком слева тянулось болото, справа, за черными ольховыми стволами, серебрилась река. Тропка выбежала к реке. С излуки, на которой она делала петлю, хорошо было видно Москву, — высоко она поднялась, отгородилась от лесов земляным валом, в реку гляделся дубовый частокол. К башне, повернутой на Неглинную, тянулась через весь посад извилистая лента дороги… За вторым поворотом город исчез, ушла в сторону и река. Лес стал еще гуще. Перепутались, переплелись в чащобе деревья и кусты. У Сидора, зацепившись за сук, свалилась шапка. Спрыгнул Сидор с коня, чтобы подобрать ее, нагнулся — и замер над тропой, будто кольнуло в поясницу: на траве, что вокруг тропы, белой солью лежит роса, на тропке же росы нет. Еще ниже нагнулся Сидор — глядь: в лужице отпечатался след лаптей.

— Никак, здесь и прошли, — сказал он, садясь на коня. — Потише бы надо…

Дальше ехали молча. Скоро сквозь неразборчивый шорох листвы долетели нанесенные порывом ветра голоса…

Калики отдыхали на краю небольшого озерца. Хорошо их было видно с другого берега: мужики таскали из лесу хворост для костра, бабы полоскали белье. Радку показалось, что он узнал в толпе Аленку.

Рядом с ним, таясь в густом орешнике, Карп нетерпеливо поигрывал шелепугой.

— Скоро ли?

— Скоро…

Осторожно, не горяча коней, обошли озерцо с надветренной стороны, остановились в березнячке рядом с разбойным привалом. Калики уже разложили костер, запалили его, столпились у молодого огня. По тому, как подобострастно обращались мужики к одному из своих, Радко понял: это и есть атаман. Запомнил в лицо и, отвернувшись, стал шарить глазами среди баб. С атаманом у Радка были свои счеты — за Вольгу. Но с этим потом. Перво-наперво нужно вызволять Аленку.

Среди баб Аленки не было. Разглядел ее Радко на другом конце привала, где возле дуба в единой куче был свален всякий хлам: сумы, лапти, сермяги. Больно кольнуло скомороха в сердце: да что же это сделал с нею тать?..

Хрустнула ветка под копытом нетерпеливого Сидорова коня. Насторожились калики. Тут уж не зевай — ударил Радко пятками в худые бока своей лошаденки, выскочил на поляну.

— Э-ге-ей! — зашелся криком Карп, размахивая шелепугой.

Испугались калики, рассыпались кто куда. Только атаман, Нерадец, не сбежал — выхватил из костра горящую головню, ткнул ее в морду скакавшего прямо на него Карпова коня. Заржал Карпов конь, вскинулся, чуть не выбросил седока. Но Радко уже был рядом, ногой ударил атамана в грудь. Вскрикнул Нерадец, упав, покатился к озеру.

Пока мужики расправлялись с каликами, Аленка не сразу опомнилась. Потом словно свет пролился на ее лицо — вскочила, бросилась к скомороху:

— Радко!