Богдан Хмельницкий

— От Свейского де короля николи он отлучен не будет, потому что дружба и приязнь и згода давная: ныне тому больши шести лет, как еще они были и не в подданстве под высокою рукою царского величества, и шведы де люди правдивые, всякую дружбу и приязнь додерживают, на чом слово молвят; а царское де величество над ним гетманом и надо всем Войском Запорожским учинил было немилосердие свое: смирился с Поляки, хотел было нас отдати Поляком в руки… Мы царского величества от высокие руки неотступны… и идем на войну на неприятелей его царского величества, на бусурманов… Только де то мне гетману в диво, что… коруною Польскою еще не обладали… а с другим панством — с Шведы — войну всчали! …И только де бы я, гетман, союзною приязнию и дружбою с ними, Шведы, не соединился, то бы конечне Поляки со всеми с теми, с которыми у нас згода… нас бы всех… в Малой Росии высекли и выжгли и пусто учинили Росийскому государству было бы не радостно ж.

Бутурлин возражал гетману, напоминал, что Москва пришла на помощь Украине в самый тяжелый момент, уверял, что царь и не помышляет отдавать украинский народ обратно в руки панов (что было, конечно, совершенно верно), и вновь упрекал за войну против Польши, с которой Москва заключила мир[219].

Хмельницкому пришлось уступить. Он послал приказ Ждановичу покинуть Ракочи.

В том же июне месяце снова приехал Беньевский. Он заявил, что Польша согласна торжественно признать самостоятельность Украины, и привез проект границ нового государства. Вместе с тем он затронул вопрос об отпадении Украины от Москвы.

— Что мешает вам сбросить московское покровительство? — вкрадчиво сказал Беньевский. — Соединитесь с нами, старыми соотечественниками, как равные с равными, вольные с вольными, и пусть будет у нас неразрывный дружественный союз.

На это Хмельницкий дал свой знаменитый ответ:

— Я одною ногою стою в могиле и на закате дней не прогневлю небо нарушением обета царю московскому. Раз поклялся ему в верности, и сохраню ее до последней минуты.

Беньевский ничего более не добился. Однако домогательства Польши, настояния Австрии, а главное — предписания Москвы побудили гетмана изменить свои планы. Он видел, что момент для уничтожения Польши неподходящий. Поэтому он подтвердил приказ Ждановичу немедленно покинуть Ракочи и, кроме того, послал, как того требовал царь, десятитысячный отряд в помощь полякам.

Ракочи был наголову разбит Чарнецким и лишился трона.

Характерно, между прочим, что отряд Ждановича, если бы и не был отозван, наврядли сражался бы вместе с трансильванцами: проведав, что поход предпринят против воли Москвы, рядовые козаки взбунтовались, едва не перебили своих старшúн и повернули обратно.

Так как в Москве с явным беспокойством следили за пребыванием Беньевского у гетмана, Хмельницкий послал царю письмо с объяснениями. «А что король Казимер присылает к нам изнова Казимера Биневского… тогда, что мы сперва им говорили, то и ныне… скажем». Богдан выражал пожелание, чтобы царь «принял под крепкую свою руку Коруну Полскую»[220].

Это было последнее посольство Хмельницкого в Москву.

Жизнь его догорала.

Ему было в то время приблизительно шестьдесят лет, но бурная жизнь, походы, раны, попойки сломили его крепкий организм. К тому же он тяжело пережил смерть Тимоша, в котором видел продолжателя своего дела; сильное впечатление произвел на него, по словам очевидцев, и Виленский мир, принесший ему горькое разочарование.

Еще в июне, когда к нему прибыли московские послы, гетман выразился, что «постигла его болезнь конечная», и далее говорил, что если ему придется выступить в поход, он возьмет с собой гроб, потому что жить ему осталось недолго. Он не ошибся.

Некоторые историки полагают, что гетмана отравили. Судя по цитированной выше программе польских панов, в которой пункт об отравлении фигурировал наряду с другими вариантами действий, эта версия вполне правдоподобна. Однако утверждать, что она безусловно достоверна, также нет оснований.

Весь июль Хмельницкий, несмотря на смертельный недуг, интенсивно занимался государственными делами. Потом силы стали покидать его.

Его дом в Чигирине был обставлен с роскошью и богатством, как у польских магнатов; гетман носил горностаевую мантию, чеканил даже монеты со своим изображением. Но весь этот блеск не мог успокоить его смятенного духа. Он знал, как непрочно государственное положение Украины. Что случится после его смерти? Сохранится ли единство в рядах старшúны? Избежит ли она конфликта с народными массами? Как будет вести себя московский царь? Удастся ли преемникам гетмана лавировать в трудном фарватере козней и происков иностранных государств? И, наконец, что станется с его родом, богатством, с его именем?