— Над океаном, подальше от берега. В такое место, где он сможет спрыгнуть с якорем вместо парашюта, и никто ничего не заметит.
— Не пойдет, — запротестовал Лизер. — Я считаю, это твоя работа.
— А я считаю, что вы немного не догоняете. Кьюсак может связать вас с полисами.
— Но это же ты справляешься с такими ситуациями. А я зачем?
— Первое: вы умеете водить вертолет. Я — нет. И нам некогда изобретать более оригинальные решения. Второе: я думаю о нашем соглашении. У Кьюсаков нет страховок, а я не работаю бесплатно. И третье: когда Кьюсак исчезнет, полиция свяжет его со смертью жены.
— С чего бы?
— Они всегда подозревают супругов.
— Великолепно, — ответил Сай, которого встревожила такая логика.
— Вы в восторге?
— Нет. — Сай стиснул правый кулак и, потирая его левой рукой, добавил: — Но придется работать с тем, что есть.
— Вы слишком беспокоитесь. У нас есть элемент неожиданности.
— Они точно тебя не узнали?
— Джимми Кьюсак, — пояснил его партнер с ограниченной ответственностью, — никогда меня не видел.
— А его жена?
— Кимосаби, вы когда-нибудь слышали о прозопагнозии?
— Нет. Что это такое?
— Эми Кьюсак не узн
Глава 52
Снаружи уже смеркалось, когда Бьянка, волоча ноги, прошла по гостиной своего дома в Гринвиче. Одна в доме, она стояла под сводчатым потолком, восемь на восемь балок. Некогда стены гостиной давали приют кубистам, модернистам и прочим «истам», у которых не было ничего общего, кроме сумм на ярлычках. Картины висели там еще на прошлой неделе.
Сейчас взрывы красок исчезли. Исчезли и эфемерные капризы Сайруса Лизера и его чековой книжки. Осталось только несколько крюков для картин, разбросанных тут и там по стенам. На них не висело ничего, кроме призраков социальных устремлений ее мужа, вроде корпорации из пяти детей, которой не суждено увидеть свет.
Сай исчез — из ее жизни, из их гринвичского ада в две тысячи квадратных метров. Последние шестнадцать лет были провалом во всем, кроме двойняшек. Бьянка старалась. Господи, как она старалась. «Ты узнаешь, — говорила она себе. — Ты узнаешь».
Слева от Бьянки, на столе, потел стакан минеральной воды; бусинки конденсата скатывались на поднос, как снежки. На ее коленях лежал «Макбук Про». Она напомнила себе, что ее ждет дело.
Бьянка внимательно посмотрела на маленький квадратик в центре верхнего края крышки лэптопа. Она с радостным и опасливым изумлением примерилась к кружку в центре квадрата. Ее глаза заблестели. Полные губы изогнулись в широкой, от уха до уха, улыбке. Она смаковала сладкий эликсир мести.
— Я справлюсь.
Камера «Макбук Про» смотрела на Бьянку — кожа цвета кофе с молоком, лицо, от которого захватывает дух, веселые морщинки у глаз, манящие соблазнительным очарованием опыта, и черные волосы, не тронутые осветлителем, несмотря на все раздражение мужа. Камера видела массивный камин за спиной у Бьянки и на удивление голые стены. Когда женщина заговорила, низкое эхо следовало за каждым ее словом.
— Возможно, вы знаете меня как Бьянку Сантьяго, автора десяти романов-бестселлеров, — сказала она. — Но вряд ли вы знаете меня как отчаявшуюся домохозяйку. И речь не о комедии, где все должны смеяться.
Она отпила воды и продолжила:
— Неудачный брак приносит много разных страданий. В течение долгих лет я жертвовала всем ради карьеры своего мужа. Я винила себя, когда у нас случались размолвки. Когда ужин оказывался неудачным. Когда муж исчезал с молодыми женщинами или смотрел внизу то же телешоу, которое я смотрела в спальне. Я брала на себя ответственность за все.
Она остановилась и нагнулась к лэптопу.
— Вы понимаете, о чем я?
Ее глаза расширились. Камера «Макбука» ловила не просто изображение женщины. Она ловила буйную толпу эмоций — любовь и ненависть, силу и уязвимость, страх и радость. Сидя перед камерой, Бьянка превратилась в оратора-популиста, в автора, из-под чьего пера потоком текли любовь и слезы. Ее голос обрел харизму и обаяние, трогающие души всех и каждого.
— Почему муж потерял ко мне интерес? — риторически спросила она. — Это моя вина?
Глоток воды.
— Позвольте задать вам один вопрос. Вы ненавидите тренировки в тренажерном зале?
Перед камерой появилась чашка с мороженым. Бьянка зачерпывала одну ложку за другой. Она смаковала бельгийский шоколад, а камера записывала каждый кадр, каждый глоток.
— Ну, дамы, — сказала Бьянка, — никто не скажет этой старушке, что у нее «закончился срок годности».
В следующую секунду она превратилась в тонкого политика.
— Нам пора действовать вместе.
Бьянка излучала энергию, риторика стала яростной. Из нее били ключом очарование и обаятельность. Перед камерой сидела женщина, которая знает своих друзей.