Копан расположен в штате Гондурас возле реки того же названия - она впадает в Мотагуа, а затем в Гондурасский залив. (Не следует смешивать его с городами Кобан на Рио-Кобане и Кабахон, который находится северо-западнее Копана, уже в Гватемале.)
В свое время этой дорогой шел Кортес, когда он отправился после завоевания государства ацтеков в 1525 году из Мехико в Гондурас для того, чтобы наказать одного предателя; дорога протянулась более чем на тысячу километров сквозь горы и девственный лес,
Продолжая свой путь, Стефенс, Казервуд, проводники-индейцы и носильщики вскоре углубились в лес, и, когда над ними, словно зеленое море, сомкнулись джунгли, они постепенно начали понимать, почему до них здесь побывало так мало путешественников и исследователей.
"Зелень, - писал за триста лет до этого о таких же лесах Кортес, отбрасывала такую густую тень, что солдаты не видели, куда ставить ногу". Мулы по брюхо проваливались в трясину, и, когда Стефенс и Казервуд, пытаясь им помочь, слезали с коней, колючие растения царапали их лица и руки. Томительная жара и духота вызывали усталость и вялость; над болотами плясали тучи москитов - вестников лихорадки. "Этот климат, - писали о тропической низменности еще за сто лет до путешествия Стефенса испанские путешественники дон Хуан и Уллоа, - истощает силы мужчин и убивает женщин при первых родах. Быки теряют в весе, у коров пропадает молоко, наседки перестают нестись". Природа ничуть не изменилась со времен Кортеса, и, если бы не военные события, которые с самого начала обрекли на неудачу дипломатическую деятельность Стефенса и благодаря которым ему не оставалось ничего другого, как отдаться страсти к путешествиям, он, возможно, повернул бы назад.
Стефенс принадлежал к числу людей, которые в самых тяжелых условиях остаются восприимчивыми к очарованию новизны. Этот лес не только изматывал нервы и таил в себе не только неожиданности - он одновременно был и удивительно привлекательным для глаза, для слуха, для обоняния. Из низин тянуло запахом перегноя; каких здесь только не было деревьев: красное, желтое, голубое! Раскинув гигантский шатер из двенадцатиметровых листьев, стояли пальмы. Внимательный наблюдатель мог увидеть и орхидею. Кое-где виднелись ананасы, похожие на горшки с цветами.
А когда к вечеру лес наполнялся звуками, можно было услышать вопли обезьян-ревунов, выкрики попугаев, кваканье, визг, рыканье и даже внезапно обрывающиеся приглушенные предсмертные стоны загнанного хищником животного.
Стефенс и Казервуд пробивались сквозь такие дебри, которые, как говорится, в дурном сне не привидятся. Исцарапанные до крови, покрытые грязью и тиной, с воспаленными глазами, они шли и шли вперед. Неужели здесь, в этих джунглях, в этом заколдованном мире, который, казалось, всегда был таким, находились когда-то каменные здания, большие каменные постройки?
Стефенс не кривил душой, он сам честно признавался, что по мере того, как он углублялся в это зеленое царство, им все сильнее овладевало неверие: "Должен сознаться, мы оба - и господин Казервуд и я - несколько сомневались в успехе и приближались к Копану, скорее надеясь, нежели ожидая обнаружить там чудеса".
Но скоро наступил момент, когда чудеса стали явью.
Разыскать где-нибудь в незнакомом лесу остатки какого-то сооружения немого свидетеля давно прошедших времен, - конечно, интересно, такая находка дает пищу уму. Тем не менее никому не придет в голову называть это чудом. Однако Стефенсу, который объездил чуть ли не половину Востока и посетил почти все места, где были найдены остатки цивилизаций древних народов, было теперь суждено при всем отсутствии надежд найти нечто особенное, увидеть нечто такое, что в первый момент буквально лишило его дара речи. Когда же он пришел в себя и подумал о том, какое большое значение для науки будет иметь сделанное им открытие, он едва не уверовал в чудо.
Добравшись до Рио-Кобана, путешественники зашли в расположенную неподалеку деревушку, чтобы познакомиться с местными жителями - обращенными в христианство метисами и индейцами. Затем они продолжили свой путь в джунглях, пока внезапно не наткнулись на сложенную из четырехугольных каменных плит крепкую и хорошо сохранившуюся стену; рядом с ней они увидели множество ступеней, которые вели к террасе, настолько заросшей, что определить ее размеры было невозможно.