Боги и люди

ЛУНИН. Значит, и вправду… я на плахе… Быстро… (Смешок.) И вот на плахе Хозяин и Жак обменялись последними шутками. Шутка Хозяина: он не убил Жака сразу, но подвергнул заключению в ужаснейшей из тюрем.

ПЕРВЫЙ МУНДИР. В строжайшей из тюрем.

ЛУНИН (Ей). А в империи… тюрьму ценить умеют… Акатуй, туман, слякоть. Они ждали, что разум мой здесь угаснет! Что я сгнию здесь… и главное – тихо сойду в безвестность. (Смешок.)

Но Жак тоже пошутил в ответ. Я надеюсь, господа, вы оцените мою потребность шутить в разнообразнейших обстоятельствах? Ну, читайте же, сударь! (Смешок)

ПЕРВЫЙ МУНДИР. Государь, нами снова были перехвачены возмутительные письма государственного преступника Михаила Лунина, хотя писать ему в тюрьме строжайше воспрещено было… Прочитавши их, я вынужден предложить Вашему величеству предпринять крайние меры к государственному преступнику Михаилу Лунину.

ЛУНИН. А это была всего лишь шутка. Не тайна, но именно шутка: я переписал речи добродушнейшего старца Сократа и рассылал их от своего имени… И за тысячелетние слова афинского философа… исполнят то, что… (Он погружается в свою больную задумчивость. Потом вздрагивает и произносит тихо.) За дело… Пора… (Он подходит к кровати и ложится.) И все?.. Как просто… Обнимемся, Волконский… Обнимемся, Фонвизин… Обнимемся, Пущин… и друг Завалишин. (Помолчав.)

И ты, Пестель… Во все дни человеческие… во времена надругательства – и креста – всегда находится тот, кто говорил: нет… В этом был смысл… (Засмеялся.) И тайна… Ах, как бьет барабан! Как оглушительно… Не надо мне завязывать глаза. Это – жмурки… Это няня прикрыла мне глаза руками… чтобы не попало мыло, и мое детское тельце».

Бьют часы.

Я чувствую единение с сущим! И дух мой блуждает по пространствам и доходит до звезд!.. Я свободен.

Дверь распахивается. На пороге двое убийц, за ними ГРИГОРЬЕВ. Они медленно идут к кровати.

(Ей.) Твой черед. Я иду к тебе!

ОНА приближается к нему из темноты, одновременно с убийцами.

На тебе тафтяное черное платье… и твой взгляд блуждал по изгибам шитья моего доломана… В окно я завидел Вислу. Ее воды бурлили под набежавшим ветром… Но вокруг нас была тишина, так отличная от беспокойства в природе. Неожиданно звук колокола потряс эту тишину. Звонили к вечерне, надо было прощаться… И тогда ты склонилась ко мне-

ОНА наклоняется над ним.

Я вижу! Боже мой! После стольких лет снова твое лицо! (Кричит.) Я вижу!

С воплем один из убийц бросается к кровати и хватает ЛУНИН А за горло. Безумный крик второго убийцы и ГРИГОРЬЕВА. В дверях за ГРИГОРЬЕВЫМ появляется бледное лицо священника.

И все обрывается. Темнота, А потом свеча вспыхивает и освещает на мгновение женское лицо. И снова темнота и тишина. В тишине – хриплый смешок. И молчание… Потом зажигают свечи. Это в соседнюю камеру вошел ПИСАРЬ. ПИСАРЬ вынимает дело, раскладывает его на столе, бормоча, диктует себе и пишет.

ПИСАРЬ. «После досмотра на теле скоропостижно умершего государственного преступника Лунина обнаружены были: чулки шерстяные – одна пара, порты кожаные – одни, кальсоны теплые – одни, рубашка кожаная – одна, шуба беличья – одна, платок черный шейный – один, распятие нательное серебряное – одно; кроме того, в камере найдены были часы настенные – одни, альбом сафьяновый с бронзовыми застежками – один, портрет мужской настенный – один и тридцать листов писчей бумаги, исчерканных отрывистыми словами и непонятными знаками».