Боги и не боги

Взгляд его выражал что-то вроде: «Ну и? Где шлялась столько времени?» Я почесала его за ухом и пообещала скоро вернуться. Сейчас меня волновал больше другое рыжее существо. Бывают моменты, когда каждая секунда тянется невыразимо долго, тридцать секунд на вызов портала стали настоящей пыткой: я успела представить залитую кровью кровать, посиневшие губы, стекленеющий взгляд, из которого постепенно уходит жизнь. Я заставляла себя успокоиться, повторяя, что он еще жив, и что чем быстрее я возьму себя в руки, тем лучше у меня получится ему помочь.

Красная арка вспыхнула, дохнув в лицо озоном, и передо мной лежал ночной пляж, освещенный двумя почти полными лунами. Ничего. Я успею, кровью он истечь еще не должен. Смерь – через несколько суток. Я бегом добралась до его хижины, скинув на бегу неудобные туфли, увязая в песке и проклиная мертвячьи шелковые юбки, путающиеся в ногах. Так я и влетела в его хижину, откинув в сторону полог из листьев.

Вместо всех воображаемых ужасов мне предстала абсолютно мирная картина: рыжий в одних легких парусиновых штанах валялся на собственной кровати и аккуратно бинтовал левую руку, выглядел он при этом как ребенок, стащивший у родителей из буфета спрятанную там коробку конфет. Рядом на столике валялись пустые флаконы из-под каких-то снадобий, стоял кувшин, в каких продают пиво, керамическая тарелка с мясной нарезкой и вторая с апельсинами. Тут определенно пытались просто отдохнуть, а не отправиться на тот свет. Я застыла в центре комнаты, ища следы порезов от шипов и не находя ничего. И крови не было вовсе.

– Что? – спросил он, настораживаясь, и сел на кровати. – Что случилось?

Жив.

Жив! Почти не ранен! Я испытала такое облегчение. Не знаю, с чем сравнить. Мельничный жернов свалился с души и покатился вниз, снося остатки логики, мыслей и рассудка вообще.

– Эрик!

Я сама не поняла, как в два прыжка добралась до кровати, кинулась авантюристу на шею и обняла, так крепко, как только могла, уткнувшись носом в плечо. Он не ожидал от меня ничего подобного и невольно откинулся обратно на подушки.

– Эй, ты чего? – Эрик кое-как отлепил меня от собственной шеи и теперь держал за плечи, ожидая какого-то объяснения. – Да что случилось-то? Все живы?

– Да. Но с тобой точно все в порядке?

– Да ну конечно, принцесска! – криво ухмыльнулся он, а потом улыбка медленно сползла с его лица.

Я вот только тут осознала, что все еще обнимаю его, и он тоже так и не разжимает рук. Ну-ну, так долго выдерживаемая дистанция была непоправимо нарушена, и теперь нас разделяла только тонкая паутина золотистого шелка. Сердце замерло на мгновение, а потом застучало часто-часто, заставляя вскипеть кровь в жилах пузырьками энтильского.

Прикосновения могут сводить с ума.

Слова тоже, сказанные в правильное время, особенно шепотом и на ухо.

Но ничего так не действует, как пойманный взгляд, в котором плещется отражение твоих собственных чувств.

Можно научиться дотрагиваться до чужого тела. Можно подобрать слова.

Но взгляд подделать нельзя. Такой, от которого между вами начинает гореть воздух.

«Я медленно снимаю с себя всякую ответственность…» – довольно ухмыльнулся в совершенно пустой голове Шепот.

Авантюрист сел на кровати, зачарованно глядя мне в глаза, так что я оказалась у него на коленях, медленно, будто бы не веря в происходящее, взял меня за подбородок и принялся целовать, совсем как в тот первый раз, когда помогал мне спрыгнуть с лошади давным-давно.

– Знаешь, – глухо проговорил Эрик, оторвавшись лишь на пару секунд, – всему есть предел…

И уже мои пальцы скользят по его шее, вцепляются в бронзовые плечи, не желая отпускать его ни на миг. Он пытается расстегнуть застежку платья на спине, но с забинтованной рукой это задача не из легких. Треск разодранной ткани, авантюрист сдирает золотистый шелк, обнажая кожу, и будто бы не желая на этом остановиться, одним резким движением дергает в стороны ворот, окончательно освобождая меня от лохмотьев, в которые разом превратилась дорогая одежда. Лихорадочные прикосновения обжигают. Губы жадно впиваются в шею и плечи, наверняка оставляя синяки. Ни намека на нежность или чуткость, но именно это и сводит с ума.

Взлетает и опадает вниз покрывало, когда он буквально швыряет меня на кровать, удерживая мои запястья за моим же затылком, и разум окончательно ускользает, взрываясь цветными фейерверками.

– Люблю… – бессмысленно шепчу я в кровь искусанными губами, извиваясь под сладкой тяжестью чужого тела.

– Моя… – горячо выдыхает Эрик.

Нет ничего приятнее, чем когда ты долго-долго держишься, а потом срываешься. Я чувствовала себя наркоманом, проходившим долгий курс реабилитации у мистиков, а потом не выдержавшим. Слаще самого порока, дороже горы мифрилла, романтичней первого подаренного цветка, жарче пламени Бездны. В какой-то момент он сорвал со своей шеи амулеты, разлетевшиеся по всему полу, и мы снова были единым целым.

Это вышло даже острее, чем тогда в лесу. Потому что было абсолютно недопустимо.

Но некоторые ошибки слишком потрясающие, чтобы совершать их только один раз…

Турнир