Она слизнула с губ кровь — опять не заметила, как прикусила. Орден знал, что его убьют. И тогда, возле склепа, где она застала его за фехтованием в одиночку, он уже знал. И тогда, возле прозрачной речушки с романтическим названием Сны, он говорил ей очень важные вещи, только сонная Орлана отмахивалась, считая их очередными причудами дяди.
Из комнаты Амира вышел целитель.
— Он уже в состоянии поговорить, вот только, — он отвернулся. Придворный целитель имел привычку не смотреть Орлане в глаза — боялся, может, — а теперь он и вовсе отвернулся.
— Что? — подогнала его императрица.
— Жара почти нет, а к вечеру, скорее всего, всё пройдёт окончательно, только это не обычная простуда. Я не могу сказать, что с ним. Что-то произошло.
В груди у неё нехорошо заболело.
— Что вам нужно, чтобы узнать наверняка?
Кажется, он вздрогнул. Обернулся на Орлану, глядя теперь на неё, но снова — не в глаза.
— Я посоветуюсь… постараюсь выяснить это к вечеру.
— Хорошо. Я подожду.
Он ушёл, куда торопливее, чем положено придворному целителю, а Орлана осталась, чтобы снова обернуться к окну. Что она хотела там увидеть? Дождь хлестал по широким листьям ночных лилий. В комнате Амира по-прежнему было тихо.
Что могло с ним произойти? Орлане приходилось доставать правду из несговорчивых и слишком буйных наместников, из героически молчаливых заговорщиков и уверенных в собственной непревзойдённости советников. Сейчас ей почему-то сделалось не по себе. Орден провозился с этим мальчишкой несколько месяцев и умер.
Она вошла. Амир сидел на кровати, бледный, но сосредоточенный. Он ждал её и готовился к разговору, и даже застегнул верхнюю пуговицу на рубашке, хоть от этого она не стала менее измятой. Орлана взяла подвернувшийся под руку стул и развернула его спинкой к окну, села. Так между нею и парнем оказалось достаточно расстояния.
— Амир, ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он сжимал губы, так что на юном лице рисовались морщины, и Орлане хотелось его одёрнуть, но она молчала, сложив руки на коленях.
— Я правда не сделал ничего плохого. — Тёмные глаза Амира забегали под полуприкрытыми веками — это Орлана видела даже в неярком свете дождливого полдня. — Я даже прочитать ничего не успел, честное слово. Заглянул из любопытства. Я же понятия не имел, что лорд Орден так злится, когда трогают его записи. Злился…
Орлана порывисто вздохнула.
— Амир, ты ведь прекрасно знаешь, о чём я.
Он заговорил быстро, словно боялся, что Орлана его не дослушает и выйдет, хлопнув дверью, а вместо себя пришлёт к нему стражу.
— Ну он же так злился, и потому наговорил вам всякого тем вечером. Ну, тем, когда вы с ним… вы…
— Ясно, — завершила его мучения Орлана.
— Вы сердитесь, что я… я тогда спустился посмотреть? — Он виновато смотрел на Орлану из-под светлой чёлки, серьёзно и трагически, как будто уже готовился к наказаниию.
— Вселенский Разум с тобой, — не выдержала Орлана. Отвернулась к окну, чтобы нечаянно не улыбнуться. Всё-таки она не могла злиться на него — глазами Амира на неё слишком уж часто смотрел погибший Риан. — Неужели ты думаешь, что я пришла сюда, чтобы спрашивать о таких мелочах. Ты чаще всех говорил с Орденом, ты лучше других знаешь, что было с ним последние месяцы. Ты мог бы видеть, если бы с ним происходило нечто странное. Скажи мне, Амир.
Впервые за разговор он посмотрел на Орлану прямо, без испуга. Как в прошлые дни, когда она заставала его в библиотеке. Почти улыбнулся. Разгладились морщинки на бледном лице.
— Я бы сказал вам. Клянусь всем, чем можно, сказал бы вам. Неужели я не понимаю.
Возможно, он играл, но играл так, что актёры Альмарйнского театра поседели бы от зависти. Орлана видела — он готов лбом об пол биться.
— Не бросайся такими словами, — сказала она сдержанно и поднялась. — Я верю. Не уходи пока из замка.
У Орланы было время до вечера — достаточно времени, чтобы снова всё обдумать и дождаться новостей от целителя. Она могла позволить себе роскошь — поверить Амиру на слово, потому что если он лжёт, он всё равно не сможет это делать слишком долго.
Лорд Свеин вернулся в резиденцию, только когда солнце уже садилось. Пустые залы встретили его сквозняком и потёмками, шуршали под каблуками сапог сухие листья. Родовое имение умирало. Вместе с тем, как один за другим умирали члены семьи, затухала его магия. Свеин не возвращался бы сюда вообще, если бы мог.
Но приходилось — и каждый раз он входил, и сдерживал дрожь в руках, и закрывал глаза перед тем, как распахнуть дверь. А внутри витал тот же запах сухих листьев, увядающей жизни и прошлого, как и годы назад. Этим запахом невозможно было дышать, но и забыть его тоже не получалось.
Он создал шар белого пламени и пошёл вверх по винтовой лестнице. С ажурных кованых ступеней сыпались листья. Белый огонь поднялся выше, к потолку, заплетённому ссохшимся плющом, и осветил мёртвые стебли и цветы, похожие на скомканную папиросную бумагу. Внизу остался большой стол, изображающий равнинную местность близ Альмарейна, и игрушечные солдатики давно покрылись пылью.