Боги минувших времен: стихотворения

При таяньи снегов в ночь на Агафьин деньКоровой белою, рыча, бегу по сёламИ мор скоту несу: рогатым и комолым,Бычкам и тёлкам, всем — конец! Через плетеньСтарухой, грязный хвост свой пряча под подолом,Переберусь и в хлев незапертый, как теньСкользнув, посею смерть. И прочь с лицом весёлымСпешу в соседний двор. Немало деревень,Где жизни скотские я как траву полола,Запомнят злобою исполненный мой вид,Следы моих больших, раздвоенных копыт,Собак трусливый вой… Лишь лапоть с частокола,

В дегтю намоченный, меня собой страшитИ гонит прочь, когда я обегаю села…

ОГНЕННЫЙ ЗМЕЙ

Сверкнувши по небу падучею звездой,Он в искры мелкие рассыпался над хатой,В трубу змеёй вильнул. Заслонки и ухватыПосыпались… Бух в пол! Вдруг огонёк свечнойПогас… Зажёгся вновь… И парень молодой,Здоровый как бугай, чернявый и усатый,В кунтуш затянутый малиновый богатый,Перед Солохою, от трепета немой,Стал неожиданно. — «Что, рада аль не рада?»

Страсть в бабе вспыхнула от огненного взгляда,И к гостю льнёт она, зардевшись словно мак…Тьма вновь. И слышится: «Ну, ждёт тебя награда:Родишь ты сына мне, и будет он ведьмак».И спрятанный в углу дрожит от страха дьяк…

ВЕДЬМА

Никто не должен знать, что ведьмой стала я,И по ночам коров могу доить незримо,Сорокой выпорхнуть на крышу в струйках дыма,И рыскать по лугам, свой лик людской тая.Кто может отгадать, что чёрная свиньяИль сука белая, что пробегает мимо, –

Соседка по избе? Везде неутомимоЯ порчу людям скот. Задолго до жнивьяЗаламываю хлеб. Заглядываю в трубыИ насылаю хворь на плачущих детей,Коль мать не угодит. Мне бабьи слёзы любы.Я парой тоненьких лягушечьих костейМогу воспламенить для старца жар страстей…Могу, при случае, заговорить и зубы…

Трясавица Акилед

Нас больше тридцати [53]. Все — матери одной.Простоволосые, но видом не старухи,Нагие, жадные, крылатые, как мухи.

Едва лишь узнаём, что в доме есть больной,К нему слетаемся. Но спорить меж собойНе станем. Первая — Невея. Губы сухи.Целует сонного. Трепещет он, а в ухеЕго звенят слова Трясеины: «Ты мой!»Больной дрожит, стеня, и бьётся в лихорадке.Знобея за сестрой его дыханье пьёт.Ласкают прочие. Помучить все мы падки,И жертву каждая обнимет в свой черёд.Но вздох последний, вздох, как мед пчелиный сладкий,Пью только я одна, меньшая, — Акилед.

УПЫРЬ