Для кочевого охотника мир представляет собой текучий, изменчивый ландшафт, размытый по краям. Сверхъестественная сила не сконцентрирована, а рассредоточена, и шаман может встречаться с духами буквально повсюду. Не только небо, но и все остальное становится синонимом космоса. Каждый охотник — сам себе «вездеход», выбирающий свой маршрут. С другой стороны, для земледельцев и скотоводов земля разделена на участки, связанные системой безопасных переходов. Используемая территория хорошо известна и привычна, но ее окружают дикие земли — возможно, интересные и заманчивые, но невозделанные, опасные и непредсказуемые.
Роберт Н. Хамайон, французский этнолог и специалист по шаманизму Центральной Азии, видит разницу между охотничьим шаманизмом, где на первое место выходит сверхъестественный обмен с духами животных, и пасторальным шаманизмом, где духи больше похожи на людей. Согласно Хамайону, предки, духи и мифический основатель племени играют сходную роль как источники трансцендентальной силы. Обжитая территория покрывается системой наследственных связей, и ландшафт приобретает центр и окраины. Общественная иерархия уничтожает эгалитарный строй охотничьей группы, и вертикальная ось космоса приобретает большее значение.
Хамайон считает, что охотники каменного века двигались через Вселенную в горизонтальном плане. Для кочевых охотников элементы ландшафта обозначают места, где происходят те или иные события. Но в обществе охотников и скотоводов они также обозначают территорию. Они способствуют централизации власти и налагают на ландшафт паутину общественных отношений. Небо больше не укрывает землю, но соприкасается с ней в особых местах, придающих пространству определенную структуру. Жертвоприношения и обмен взаимными услугами по-прежнему необходимы, но теперь в роли жертвы выступает не животное, убитое на охоте, а домашний скот. Плодородие, измеряемое дождями, тучностью пастбищ и многочисленностью стад, приходит на смену жизнеобеспечению, измеряемому успехом примитивного собирательства и охоты.
Элементы охотничьего шаманизма, разумеется, сохраняются в пасторальном шаманизме и даже в сельскохозяйственных племенных сообществах, священных королевствах и империях, но по мере того, как люди прочнее привязываются к своему месту, их представления о Вселенной и функциях, которые они приписывают небосводу, продолжает развиваться. Локомотив циклического обновления по-прежнему тянет за собой поезд времен года, но остановки по расписанию зависят от экономики и сложности культуры, совершающей путешествие.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ ОБНОВЛЕНИЯ
Тот факт, что художники верхнего палеолита рисовали сексуально насыщенные образы плодовитых женщин и подчеркивали их способности к продолжению рода, еще не означает, что они считали саму землю Великой Матерью. Однако они сознавали незаменимую роль женщин и женского начала в природе как залога постоянного обновления жизни. Поэтому нас не удивляют символические проекции женской силы (материнства) и сезонных перемен (наиболее очевидных свидетельств смерти и возрождения) в древнем искусстве.
Когда кочевой образ жизни сменился оседлым, это не уменьшило божественную и космическую силу земли. Общий принцип остался неизменным: жизнь дается и жизнь отнимается. Но земледельцы и скотоводы, правители и крестьяне приспособили старый образный ряд к изменившейся среде обитания. Они в той или иной форме сохранили словарь сезонных перемен и женского плодородия в новых произведениях искусства и архитектуры. Пещеры, гроты и чревоподобные храмы сохраняли дух Матери-Земли в ее странствии из мира охотников старого каменного века в мир земледельцев нового каменного века. Независимо от того, соотносится ли сила земли с космосом в целом или олицетворяется в божестве, мы снова встречаемся с верой в то, что она поддерживает циклическое обновление жизни.
От пещеры к храму
Оседлые жители, с изменившимся видением космоса, по-иному взаимодействовали с землей через свои системы символов. Такие знакомые образы, как Мать-Земля, были не забыты, а видоизменены. Пещеры сохранили свое значение как святилища. К примеру, две разные пещеры на Крите считались местом рождения Зевса. Одна из них представляет собой низкий, темный и сырой грот посреди густой дубовой рощи на склоне горы Дикте над деревней Психро. Минойцы, пользовавшиеся этим святилищем задолго до греков, которые принесли на Крит образы олимпийских богов, совершали здесь. ритуалы своего культа богини-матери. Другим предполагаемым местом рождения Зевса является пещера высоко на горе Ида в центре Крита. Минойцы пользовались ей в ритуальных целях с бронзового века. Еще одной иллюстрацией материнской силы земных недр служит пещера Эйлесия около Арминоса, примерно в шести милях к востоку от Ираклиона, посвященная богине деторождения. Эта пещера, откуда открывается вид на Средиземное море, была упомянута в «Одиссее» Гомера.