— Мишка, вставай! — противно тянули над ухом. — Ну же… — Тут будивший решил сменить пластинку и командно рявкнул: «Подъем!» — Эффекта рявк не возымел, и он вернулся к прежней ноте: — Мишка, ну вставай же…
Голос был смутно знаком. Кажется, это был новый ординарец комбата, сержант из разведбата, словивший рукой пулю и упросивший врачей не отправлять его с таким ранением в тыл. Да, точно… а вот хрена тебе, сквозь сон подумал я, еще глубже укапываясь в полушубок. Гром не гремит, земля ходуном не ходит — значит, боя нет, фрицы не лезут. А все остальное пусть горит огнем — суточный марш да двухдневный бой из любого атеиста душу вынут.
— Мишка, кончай дурака валять…
— Да сбрось ты его с лавки! — заспанно буркнули откуда-то сверху. — Или с ведра окати, в сенях стоит.
— Стоит, как же… — откликнулся радист с лавки у окна. — Я спросонья сунулся, чуть палец не вышиб. Там за ночь целый айсберг вырос, без ледокола «Красин» ловить нечего.
— Тарищ лейтенант, вставайте же! Начальство вызывает.
— Ща… не ори…
Сев, я протер глаза — без особого толка, со светом в избе было неважнецки. Пару мутных стекол последний раз мыли, должно быть, еще в нэп, а то и вовсе при царском режиме.
— Чего стряслось-то?
— Комбат вызывает.
Едва я переступил через порог «штабной» избы, как спина, словно сама по себе, вытянулась в уставной стойке, а рука дернулась к шапке. За столом, кроме командира батальона, сидел, мрачно хмурясь, сам
— Тарищ комбриг, младший лейтенант Долин…
— Вольно! — оборвал меня Батя. — И эта… кончай глотку драть. Тут тебе не училище, в бою успеешь и оглохнуть десять раз, и наораться до потери голоса. Сколько у тебя в роте танков осталось? Три?
— Так точно. Два на ходу, один в ремонте.
— И надолго, — добавил комбат. — Там от фугаса башня по шву треснула, ну и внутри тоже… осколками. Там уже не чинить, разве что из двух один собрать.
— Второй — этот тот, который с «иголкой», из 21-й бригады, — это не было вопросом, Батя просто размышлял вслух. — А что со снарядами к ней?
— После выхода из боя оставалась треть бэка, все бронебойные, — ответил я. Добавлять о том, что пополнить запасы «57 мымы» снарядов «нет и неизвестно», как сказал зампотыл, смысла не было, Батя наверняка знает это не хуже меня.
— Треть — это сколько в граммах? — насмешливо спросил комбриг. — Десять, двадцать, тридцать? Ась?
Я замялся. В обычную «тридцатьчетверку» штатно упихивали почти 80 снарядов, а у «иголки» калибр поменьше, значит, к Лехе должно было влезть не меньше… хотя с Бати станется прям вот сейчас пойти проверить, и если…
— Ладно, проехали! — Комбриг махнул огрызком карандаша. — Падай на стул и смотри сюда. — Черный грифель перся в цепочку красных скобок. — Наш нынешний рубеж. За эти высоты нам цепляться зубами, когтями, а надо будет, хвосты себе отрастим, как зверь обезьян из Африки — но сойти с них мы права не имеем.
— Удержимся, товарищ полковник, — пробасил комбат. — Позиция хорошая, за водной преградой… погода, опять же, благоприятствует, с утра тучи висят, немец над ухом зудеть не будет.
— Да уж, зудеть… — Батя потер шею. — В первой роте вчера КВ прямым попаданием накрыло. Был танк — и сгинул враз… только вокруг воронки железяки перекрученные валяются. — Комбриг скрипнул зубами.