Богиня по крови

— Всемилостивейшая Богиня, дарующая покой, госпожа сумеречных царств и утробы земли, мы благодарим тебя за то, что ты направила душу Мирны к золотым вратам, ведущим на прекраснейшие луга Эпоны. Говорят, что однажды она обретет новую телесную оболочку, которой даст рождение другая мать. Поэтому душа вновь появится на земле, но уже в по-настоящему крепком теле и с более мудрым умом. Мы все желаем, чтобы этот путь был радостным для Мирны, дочери Рианнон Маккаллан, Избранной Эпоны, более всех любимой своей Богиней.

Поначалу Морриган обрадовалась, что Биркита не дала церемонии прерваться, но, по мере того как она слушала жрицу, в груди у нее всколыхнулись другие чувства.

«Биркита знает, что Рианнон была моей матерью, а вовсе не Мирны, тем не менее специально назвала ее по имени! Неужели нельзя было обойтись без этого? Зачем понадобилось напоминать всем, что Богиня особенно любила именно Рианнон? Моя мать, настоящая представительница клана Маккаллан, прослужила Богине в этом качестве почти всю свою жизнь. Дед даже рассказывал, что Эпона перед смертью матери простила ей все ошибки. Бирките следовало бы проявить больше уважения к Рианнон».

Прежде чем бывшая верховная жрица успела произнести что-то еще, Морриган почувствовала, как в ее душе ярко запылал гнев.

«Да!.. Это праведное чувство. Так и надо», — прозвучал у нее в голове соблазнительный шепот.

— Сегодня я молюсь не только о Мирне и ее матери, но и обо всех, кому эта смерть принесла горе, кто опечален несправедливостью такого исхода, — страстно проговорила Морриган и крепко зажмурилась.

Для нее эти слова имели не только двойной смысл. Они обладали глубиной, были многослойными. Эти пласты складывались из печали, горя, боли, потерянности.

— Помоги нам обрести счастье в печали, смысл в несправедливости, свет во тьме. Может быть, я сумею стать его частью.

Гнев, много лет едва тлевший в ее душе, продолжал полыхать. Она открыла горящие глаза и выбросила вперед руки так, словно швырнула на валун все чувства, накопившиеся в ней.

— Услышьте меня, души кристаллов! Да будет свет!

На ее призыв откликнулся не только этот камень. Все селенитовые кристаллы во всем Усгаране запылали великолепным яростным огнем.

Морриган воздела руки. Она упивалась страстью и мощью, пламеневшей вокруг и внутри ее.

«Да! Владей своей мощью. Таково твое наследие».

— Я заявляю права на то, что принадлежит мне. Я верховная жрица. Мой огонь горит сейчас здесь для всех, кто испытал боль или несправедливость.

«Я больше не сирота и не изгой», — молча добавила девушка, обращаясь к голосу, звучавшему у нее в голове.

Стоило Морриган появиться в пещере Усгаран, как кристаллы сразу загудели. Кеган ощутил это. Ему показалось, будто он стоит тут голый, а его возлюбленная решила пошалить и дунула на взмокшую кожу. Он смотрел, как Морриган движется с процессией, и был удивлен, даже ошарашен тем, что она не сводит с него внимательных глаз. Когда юная жрица наконец начала ритуал, ее голос звучал так страстно, словно девушку глубоко опечалила смерть Мирны. Эмоции захлестнули Приносящую Свет. Какое-то время она не могла продолжить, и всем показалось, что молитву за нее придется закончить Бирките.

Затем Морриган вновь заговорила, но на этот раз ее тон совершенно изменился. В голосе чувствовались гнев и напор, имевшие больше отношения к битве, чем к похоронам. Когда она открыла глаза и приказала кристаллам зажечься, то сделала это яростно и пылко, без сожалений и стенаний. Запылали не только кристаллы, но и сама Морриган. В пещере было дымно от тлеющей сладкой травы. Кристаллы высвечивали тонкие вьющиеся струйки пара, придававшие всему странный вид, как в подводном царстве. Посреди этого царства стояла Морриган, величественная Богиня, окутанная светом. Вокруг нее бушевала энергия, приподнимавшая ей волосы. Дыхание с шумом вырывалось из груди Кегана, когда он, очарованный, смотрел, как эта девушка заявляет права на свою судьбу.

Шаман, живущий в нем, машинально откликнулся на ее слова.

«Морриган — определенно не Мирна. Дочка Рианнон была красивой, умной и милой. Ее любили родители. Она не переживала, что ей не суждено служить Богине, довольствовалась своей судьбой».

Мирна выглядела бледной, плохо прорисованной копией женщины, пылавшей теперь перед ним. Морриган притягивала к себе Кегана. Ее свет будто служил ему путеводным огнем. Те чувства, что он испытывал когда-то к Мирне, теперь казались мастеру-скульптору слабыми и несущественными.