Богиня зеленой комнаты

Дигби был несколько удивлен таким некоролевским подходом, однако он не был знаком с потребностями своих матросов настолько хорошо, как предполагал король; список должен быть дополнен, сказал он королю, и будет передан Его Величеству перед его отъездом из Портсмута.

— Прекрасно. Прекрасно. Я думаю, мальчик вам понравится. Веселый малый. Всегда любил море. Моряк из него получится. Хороший мальчик, но... братья!

Контр-адмирал заверил, что все понимает и очень признателен Его Величеству за личную беседу.

Накануне отъезда Уильяма в Портсмут вся семья собралась вместе, чтобы попрощаться с ним, — король, королева, семеро братьев и четыре сестры, все, кроме Софи, слишком маленькой для того, чтобы участвовать в семейных торжествах. Королева чуть не плакала и была более решительна, чем обычно себе позволяла. Она считала, что король не должен был отправлять своего юного сына из дома таким образом. Кто слышал когда-нибудь о подобных глупостях? Мальчика, которому нет еще четырнадцати лет, принца, отправляют на корабль, где он будет жить среди простых матросов! Она была счастлива, что это не Георг. Этого бы она не вынесла. Он такой чувствительный, обидчивый. К счастью, Уильям более дисциплинированный, спокойный, не такой смышленый, как Георг, и, может быть, поэтому лучше сможет приспособиться к той жизни, которая ему предстоит, но все равно это постыдное решение.

Она часто чувствовала себя обиженной королем. Когда она приехала в Англию из герцогства Мекленбург-Стрелиц, она думала, что будет править вместе с ним, однако вскоре обнаружила, что ей позволено принимать не более важные решения, чем каким рукоделием заниматься ее дочерям или кому гулять с собакой. Даже питанием ее детей занимался король. И вот теперь ее сын Уильям, вопреки ее воле, должен быть отправлен на корабль, где ему придется жить среди простых матросов! Временами она ненавидела своего мужа и вспоминала о той странной его болезни, которая однажды напугала ее.

Тогда казалось, что у него был жар, но не только это. Однажды, когда он спорил со своими министрами, его лицо вдруг побагровело, он потерял нить разговора и внезапно разрыдался. Это выглядело как случайность, но она уже наблюдала эту пугающую внезапную способность говорить бессвязно, когда они оказывались наедине.

— Все они против меня, — говорил он тогда. — Все министры против меня.

И он готов был повторять эти слова бесконечно, и ей пришлось повысить голос, чтобы заставить его замолчать.

— Народ меня оскорбляет, — кричал он. — Я не могу спать из-за того, что думаю о нем и о своих министрах. Они меня ненавидят. Они не дают мне покоя.

Этому не было конца, он кричал с такой яростью, что она боялась, как бы он не сошел с ума. Он сам этого тоже боялся.

— Иногда мне кажется, что я теряю рассудок, — сказал он ей тогда. — Для такого случая должен быть Закон о регентстве. Георг еще слишком мал.

Георгу в то время было три года.

— Закон о регентстве, Закон о регентстве...

С того момента, она это хорошо запомнила, сохранилась его манера говорить короткими фразами, вдалбливая их и повторяя. Она часто вспоминала то ужасное время, когда вскоре после приезда в Англию, имея на руках трехлетнего Георга и двухлетнего Фредерика и будучи беременной Уильямом, она задумывалась над тем, какая судьба ее ждет, если король действительно лишится рассудка.

Он поправился, но болезнь не прошла бесследно, и нередко она задавалась вопросом, не повторяется ли все сначала. И это намерение отправить юного Уильяма на флот казалось ей проявлением слабоумия.

Уильям сидел за столом рядом с отцом на почетном месте так, чтобы король мог с ним разговаривать и давать советы, в которых он вовсе не нуждался.

— Я уже отправил один волосяной матрас, мой мальчик, два сундука и две легкие походные кровати, связанные вместе. Ты устроишься. Мы скоро услышим от тебя, что жизнь моряка ни с чем не сравнима. Итак, один волосяной матрас...

Георг посмотрел на Фредерика и тихо спросил:

— Папа, сколько волосяных матрасов?

Белые брови короля поднялись, выпученные голубые глаза уставились в старшего сына. Юноша всегда казался ему слишком надменным, его томное изящество раздражало короля. Фредерик подавил приступ хохота, а их мать трепетала в то время, как остальные с восторгом смотрели на принца Уэльского, осмелившегося смеяться над отцом.

— Волосяной матрас, я сказал.

— Понимаю, папа. Мне просто показалось, что их несколько.

— Один волосяной матрас, — сказал король, — два сундука и две походные кровати, связанные в один узел.

— Уильям — счастливчик. Ваше Величество отправляет его из дома не хуже, чем служанку.

— Разве? — произнес король, всегда подозрительно относящийся к Георгу и уверенный в том, что тот пытался дерзить. Но он твердо решил избегать трений со старшим сыном накануне отъезда Уильяма из дома. Король сосредоточил свое внимание на Уильяме.

— Перед отъездом я дам тебе Библию. Читай ее каждый день.

— Хорошо, папа.