Богоматерь лесов

Добравшись до туристского городка, он с удивлением увидел у костра на стоянке Энн около дюжины паломников. Они прихлебывали кофе из термосов, ворошили угли и просто слонялись вокруг, сунув руки в карманы. Макушки деревьев были укутаны тяжелой, плотной пеленой тумана. Искры, крутясь, летели сквозь ветви замшелых кленов; за палаткой тусклым металлом поблескивала река. Брезентовая палатка Энн имела такой допотопный вид, точно она сохранилась со времен Второй мировой войны. За ней виднелась покореженная малолитражка, усыпанная хвоей. Утренний воздух пронизывала ревматическая сырость, земля была пропитана влагой. Священник подумал, что эти края приглянулись бы поэтам-романтикам и то, что они здесь не побывали, просто ошибка истории: здешний лес отлично гармонировал с их лирической меланхолией. Он представил себе болезненного Китса, что, кашляя и зябко поеживаясь, сидит под вековой елью; Байрона, который прохаживается, вонзая в мох прогулочную трость; атеиста Шелли; неугомонного Вордсворта; все они наперебой слагают оду унынию. Мшистые, сырые глубины осеннего леса взывают к их одиноким душам, а чистая и пронзительная красота деревьев подстегивает воображение. «Что за восхитительное место, чтобы сокрушаться о превратностях бытия, — подумал священник. — Лучшего уголка для тех, кто привык размышлять о бренности всего сущего, просто не найти; к подобным мыслям располагает все вокруг, а заниматься чем-либо иным тут попросту невозможно».

С невозмутимым видом он подошел к огню и нагнулся, чтобы погреть руки. Здесь были семеро его прихожан, три собаки, пятеро совершенно незнакомых ему людей и две девушки, которые приходили к нему вчера рассказать о видении. Он отметил, что Энн выглядит еще более простуженной, бледной и утомленной.

— Что вы здесь делаете, святой отец? — спросил его мужчина с бородой. — Зачем вы здесь?

— Эти вопросы я не перестаю задавать себе сам. Хотел бы я знать, как на них ответить.

— Вы что-нибудь слышали? Что вам известно?

— Я знаю не больше вашего. Я пришел, чтобы увидеть всё своими глазами.

— Слава Богу! — воскликнула женщина — сутулая, полуслепая вдова из числа его прихожан. Молилась она всегда горячо и усердно, а когда пела гимны, ее голос дрожал и прерывался от волнения. — Смотрите-ка, вот и наш священник, — проквакала она. — Теперь нас на одного больше. Как написано в Откровении: «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд!»

— Да, — сказал священник. — Вот и я. Доброе утро, Энн, — добавил он. — Надеюсь, вы лечите свою простуду?

— Я пытаюсь, святой отец, — ответила Энн.

— Мне не спалось.

— Мне тоже.

— Зато я, — сказала Кэролин, — спала без задних ног. Я страшно устала. Дрыхла как убитая.

Они выстроились походным порядком: впереди священник, за ним остальные десять человек, и их радостное возбуждение и шумный шаг производили странное впечатление на фоне царящего в лесу безмолвия. Они напоминали цепочку воинственных муравьев, которые упрямо идут вперед через бревна и бурелом. Порой кто-нибудь опережал духовидицу, но, заметив это, невольно замедлял шаг. Собаки, как это всегда бывает с собаками, отдались происходящему со всем жаром души, они совершенно обезумели и носились вокруг, не помня себя от восторга. Одна из них учуяла след оленя и лаяла где-то вдалеке. Ее хозяин вытащил из кармана свисток и принялся пронзительно свистеть.

— Знаете, что пришло мне в голову? — сказала Кэролин священнику. — Наверное, так чувствовали себя крестоносцы. Благородные рыцари, исполненные фанатичного пыла.

— Не хватает только турок с ятаганами.

— Зато есть лесорубы.

— Думаете, они здесь есть?

— Да. Вроде Саладина. Но с бензопилами.

Священник помог сутулой вдове перейти по бревну Сковородный ручей и, пока они пробирались через бурелом, поддерживал ее под локоть. Ее рука была такой дряблой, что отец Коллинз невольно вспомнил о смерти; к тому же у нее дурно пахло изо рта.

— Мой сын живет в Толедо, — сообщила она. — Поэтому я была в церкви Американской Божией Матери.

— Американской Божией Матери?

— Там тоже являлась Дева Мария. Ее видела сестра Милдред. В тысяча девятьсот пятьдесят шестом. В коридоре, вы представляете? Пресвятая Дева — в коридоре!

Священник не ответил.

— Сестра Милдред из Конгрегации сестер пречистой крови в Фостории, штат Огайо, — сказала вдова. — Вам непременно нужно туда съездить.

Другая женщина, которая шла следом за ними, сообщила, что она была в Ирландии, в Ноке и Маниглассе в графстве Антрим.

— В Ноке есть краеведческий музей, — сказала она, — очень интересный.

— Я слышала про Манигласс, — сказала вдова.

— В Маниглассе есть резной крест, а у его основания вырезан горшок и, как я сначала подумала, цыпленок, но в Ирландии его называют петушком.

— А при чем тут петух? — спросил священник.

— Жена Иуды сказала, что Иисус не поднимется из могилы, как не сможет вылететь из горшка петух, из которого она сварила суп, — и в этот миг петух вылетел из горшка и закричал что-то вроде «Сын Пресвятой Девы вознесся на небеса!» или нечто подобное.