Читаем Бой без выстрелов полностью

Командование немецко-фашистских войск объявило Северный Кавказ районом «особого порядка», приказав уважать национальные обычаи горцев, не затрагивать чести женщин, не допускать грабежей, расплачиваться за все, что будут брать войска у населения. На Северный Кавказ прибыл в качестве «советника по делам кавказских народов и казаков» бывший германский военный атташе в Москве генерал Кестринг. Специальному представителю, полковнику Панвицу, поручили создать антисоветские части из народов Северного Кавказа. Даже известный белогвардеец генерал Шкуро вынужден был прервать свою работу в цирке. Его, уроженца Северного Кавказа, вместе с другим белогвардейским генералом Красновым направили в помощь советникам и экспертам — налаживать отношения с народами Северного Кавказа.

Немецкое командование понимало, что для достижения тех целей, какие Гитлер ставил на Северном Кавказе, сил мало. Положение здесь еще более обострилось, когда часть войск немецкое командование перебросило в район Волги, на помощь армии Паулюса. Советские войска были пополнены резервами и активно оборонялись на рубеже Терека. Где уж тут ввязываться в долгую, кровопролитную и безнадежную борьбу с партизанами!

Широко рекламируя среди населения свой «особый порядок», фашистское командование стремилось сохранять «приличия». В городках не было расправ на улицах, на глазах населения, однако это не мешало оккупантам расстреливать патриотов по ночам. Более тысячи патриотов погибло в оврагах и балках под городом. Здесь фашистские садисты давали волю своим звериным повадкам. В одной из могил позднее было обнаружено 26 трупов, из них 2 мужских, 15 женских, 9 детских. У всех — переломы конечностей, размозженные затылки. В другом месте обнаружено 130 трупов, большинство с вырванными нижними челюстями, переломами и вывихами, с изувеченными лицами. Несколько младенцев закопаны живыми. В третьем овраге — более полутораста трупов, среди них 47 детей от грудного возраста до 15 лет…

Население не грабили откровенно. Фашисты за все платили оккупационными марками, которые были обесценены и выпуск их лимитировался только мощностью типографских машин. Фашистские власти установили принудительный курс этой простой бумажки: десять рублей за одну марку.

В первый период северокавказской операции, когда у фашистов еще жила надежда покорить Кавказ, они не могли не учитывать, что больница Красного Креста у всех на виду, что в ней лечатся не только русские, но и многие представители горских народов Кавказа. Массовые репрессии против раненых нельзя было осуществить тайно, они неизбежно получили бы широкую огласку и сорвали все пропагандистские покровы с «особого порядка».

Гестапо рассчитывало поодиночке изъять из больницы и уничтожить командиров, политработников, коммунистов. Попытки же добраться до них не дали результата, потому что работники больницы надежно скрыли их, а предателей среди медицинских работников не оказалось.

Принесла свои плоды и гибкая тактика руководителей больницы. Они демонстрировали свою полную откровенность перед оккупационными властями, лояльность к фашистскому «новому порядку» и сумели в этом убедить местное гестапо и комендатуру. Искусно играя на том, что предатели и изменники из городской управы панически боялись своих хозяев, руководители больницы не подпустили городскую управу и полицию к делам общества Красного Креста.

Во всяком случае, больница Красного Креста сделала свое благородное дело — спасла жизнь многим сотням раненых советских воинов.

В первые дни после оккупации в город с нашими войсками вошло много «крестников» больницы, которые в свое время ушли в горы и добрались либо до партизан, либо пересекли линию фронта и влились в состав действующей армии. Они разыскивали работников больницы, чтобы поблагодарить их от души.

То были радостные, незабываемые дни!

С тех пор прошло более двадцати лет. Многие сотрудники больницы Красного Креста, о которой мы рассказали, живы и сегодня.

Нет, не забыт их благородный труд, их подвиг, ибо ничто не забыто.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза