Бой не вечен

– Асламов не выдержал зомби-программы, – после паузы сказал Сергий. – Хотя его вины в этом нет. Но все же кое-что он нам успел передать. Это большая потеря для всей системы, но восполнимая. Что касается провала законопроекта в Думе… здесь ситуация сложней. Я не добивался бы Схода, если бы не одно обстоятельство: Владимир Никонович Барановский не просто заместитель Директора Проекта по безопасности, он проводник Программы Отступника и черный маг.

В комнате снова стало тихо.

Сергий выждал некоторое время, умея зафиксировать паузу, и добавил:

– Кроме того, Барановский заручился согласием Гланца: американский черный эгрегор присоединится к атаке на Катарсис. Мы должны помешать этому во что бы то ни стало!

– Как? – после минутного молчания спросил Савватий.

– Я подготовил Замысел, но без вашего одобрения он провалится. Завтра Легион начнет атаку на наши базы в Переславле, Сергиевом Посаде, Нижнем Новгороде. Пусть атакует, все эти базы – ложные цели. Необходимо заманить в ловушку непосредственных руководителей Проекта.

– Зачем?

– Чтобы уничтожить!

По комнате прошло движение.

– Каким образом?

– Асламов успел сделать главное: запустить ложную информацию о существовании в Юрьеве-Польском базового центра управления Катарсисом. С вашей помощью мы сделаем так, что в Юрьев приедут все, кто особенно заинтересован в реализации Проекта: Валягин, Барановский, Гланц, Авогеин…

– Почему в Юрьев? – поинтересовался Терентий. – А не в Сергиев Посад, поближе к святой земле?

– Потому что только в Юрьеве находится скрытая зона выхода Сил, так называемый «геокумулятивный узел» или «нерв Бога». При определенном негативном воздействии он возбудится и… да воздастся каждому по делам его!

Волхвы переглянулись. Потом Терентий шумно вздохнул, ударил себя широченными ладонями по коленям и встал, вспугнув филина, который захлопал крыльями и вылетел в саму собой открывшуюся форточку.

– Я против этого Замысла! Прошу меня простить. – И он исчез.

За целителем по одному ушли легкоступом остальные волхвы. Савватий задержался.

– Этого следовало ожидать, иерофант. Пустяковые вопросы решаются быстро, важные почти никогда. Ты был неубедителен.

Сергий усмехнулся.

– Наверное, не зря Русь называют многострадальной. Мы слишком добры и терпеливы. Должна произойти катастрофа, прежде чем мы начнем что-то делать, искать выход из положения и создавать армию.

– Гром не грянет – мужик не перекрестится. Однако и я не считаю, что наше положение гиблое. Делай свое дело, просветленный, тебя услышат. Почему на Сход не явился сам владыко? Он мог бы поддержать Замысел.

– Того не ведаю, – ответил Сергий.

– Тогда прощай, идущий. Надеюсь, мы доживем до того времени, когда новое поколение будет выбирать не пепси, а живую родниковую воду.

Савватий прочертил в воздухе пальцем две светящиеся линии, соединившиеся углом в форме силуэта сокола, и стал невидим. Сергий задумчиво понаблюдал за символом Вышеня, подставил ладонь, и светящийся «сокол» втянулся в нее, превратился в ярко просиявшую звезду.

Россия, Русь! Храни себя, храни!

Под утро ему снова приснилась пещера, где Лиза сидела в железной клетке, под которой кошмарные твари разводили огонь, а он ничего не мог сделать, прикованный цепями к стене, и, проснувшись, Крутов понял, что сил ждать освобождения жены службами Катарсиса у него больше нет. Он слышал ее зов, Лиза умоляла спасти ее, и сердце Крутова подсказывало ему, что обходятся с ней жестоко. Он должен был освободить свою берегиню как можно быстрее, не опираясь на помощь чужих людей, а тем более друзей, чья жизнь и так находилась в опасности.

Остаток ночи после освобождения Панкрата они провели в его квартире: Ираклий, Мария и Крутов, – отдыхая и приводя свои чувства в порядок. Корнеев остался в Сретенской церкви, куда он отвез своих погибших помощников-монахов, пообещав присоединиться к команде позже. По-видимому, он знал какой-то пароль, используемый церковной службой безопасности, потому что его пропустили на территорию церкви лишь после того, как он что-то шепнул на ухо монаху-привратнику. В квартире Панкрата он появился после обеда, хмурый и неразговорчивый. Узнав, что они остаются в Переславле еще на сутки, Сергей снова уехал, дав номер телефона, по которому его можно было найти.

А Крутов этот день провел в одиночестве на берегу Плещеева озера, изнывая от ничегонеделания и желания все бросить и умчаться на поиски Лизы в Москву. Тихая радость сестры, не отходившей от спасенного мужа, только подстегивала нетерпение Егора, и сдерживало его лишь молчаливое осуждение в глазах Ираклия да слова Марии, прочитавшей четверостишие Киплинга:

Умей принудить сердце, нервы, телоТебе служить, когда в твоей грудиУже давно все пусто, все сгорело,И только Воля говорит: «Иди!»