Боярин Орша

Напрасный труд!Не говори, что божий судОпределяет мне конец:Всё люди, люди, мой отец!Пускай умру… но смерть мояНе продолжит их бытия,И дни грядущие моиИм не присвоить – и в крови,Неправой казнью пролитóй,В крови безумца молодой,Им разогреть не сужденоСердца, увядшие давно;И гроб без камня и креста,Как жизнь их ни была свята.Не будет слабым их ногамСтупенью новой к небесам;И тень несчастного, поверь,Не отопрет им рая дверь!..Меня могила не страшит:Там, говорят, страданье спитВ холодной, вечной тишине,Но с жизнью жаль расстаться мне!Я молод, молод – знал ли тыЧто значит молодость, мечты?

Или не знал? Или забыл,Как ненавидел и любил?Как сердце билося живейПри виде солнца и полейС высокой башни угловой,Где воздух свеж, и где поройВ глубокой трещине стены,Дитя неведомой страны,Прижавшись голубь молодойСидит, испуганный грозой?..Пускай теперь прекрасный светТебе постыл… ты слеп, ты сед,И от желаний ты отвык…Что за нужда? ты жил, старик;Тебе есть в мире что забыть,Ты жил – я также мог бы жить!..Но тут игумен с места встал,Речь нечестивую прервал,И негодуя все вокругНа гордый вид и гордый дух,Столь непреклонный пред судьбой,Шептались грозно меж собой,И слово пытка там и тамВмиг пробежало по устам;

Но узник был невозмутим,Бесчувственно внимал он им.Так бурей брошен на песокХудой, увязнувший челнок,Лишенный весел и гребцов,Недвижим ждет напор валов.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .…Светает. В поле тишина.Густой туман, как пеленаС посеребренною каймой,Клубится над Днепром рекой.И сквозь него высокий бор,Рассыпанный по скату гор,Безмолвно смотрится в реке,Едва чернея вдалеке.И из-за тех густых лесовВыходят стаи облаков,А из-за них, огнем горя,Выходит красная заря.Блестят кресты монастыря;По длинным башням и стенамИ по расписанным вратам

Прекрасный, чистый и живой,Как счастье жизни молодой,Играет луч ее златой.Унылый звон колоколовСозвал уж в храм святых отцов;Уж дым кадил между столбовВился струей, и хор звучал…Вдруг в церковь служка прибежал,Отцу игумену шепнулОн что-то скоро – тот вздрогнулИ молвил: «Где же казначей?Поди спроси его скорей,Не затерял ли он ключей!»И казначей из алтаряПришел дрожа и говоря,Что все ключи еще при нем,Что не виновен он ни в чем!Засуетились чернецы,Забегали во все концы,И свод нередко повторялСлова: бежал! кто? как бежал?И в монастырскую тюрьмуПошли один по одному,Загадкой мучаясь простой,

Жильцы обители святой!..Пришли, глядят: распиленаРешетка узкого окна,Во рву притоптанный песокХранил следы различных ног;Забытый на песке лежалСтальной, зазубренный кинжал,И польский шелковый кушакИзорван, скручен кое-как,К ветвям березы под окномПривязан крепким был узлом.Пошли прилежно по следам:Они вели к Днепру – и тамМогли заметить на мелиРубец отчалившей ладьи.Вблизи на прутьях тростникаЛоскут того же кушакаВисел, в воде одним концом,Колеблем ранним ветерком.«Бежал! – Но кто ж ему помог?Конечно люди, а не бог!..И где же он нашел друзей?Знать, точно он большой злодей!»Так, собираясь, меж собойТвердили иноки порой.