Бояться нужно молча

У тебя появятся две седых дочери, мама. Некого будет ругать за невымытые чашки.

Мы считаем быстрые шаги за дверью и раз за разом переживаем тот день, когда я возненавидела себя дважды. Вспышками. Создаем свой воображаемый альбом и подписываем каждое фото.

– Ты на учете, Шейра? – подает голос мама.

– Давай не будем, хорошо? – как можно спокойнее улыбаюсь я.

– Не хорошо.

– Передавай папе привет. А мне… Мне пора. – Не прощаясь, я выныриваю из полумрака комнаты.

Кладовая расположена чуть поодаль от кабинета Рене, и сидящий на подоконнике Ольви не замечает меня. Ник появляется одновременно со мной. Его допросили.

– Н… ну что? – спрашиваю я, присоединяясь к ребятам.

– Где ты была? – недоумевает Ник. – Пойдемте в столовую, там все обсудим.

Мы устраиваемся за столиком в углу, подальше от галдящих больных и Утешителей. Зал наполнен сладким запахом выпечки. Странно. В блоках нечасто балуют сладостями. Желудок недовольно урчит, возмущенный моим наплевательским отношением к питанию.

– Так что? Где пропадала? – повторяет вопрос Ник.

– Встретила кое-кого. Да это неважно… – …просто мои родители всю жизнь скрывали от меня правду. – Что у вас?

– Учет, – морщится Ольви. – А у тебя, Матвей?

– Тоже. Я попытаюсь разобраться с этим до завтра. Взломаю базу… – Он чертыхается и откидывает вилку. – Если бы ты держал свои гениальные идеи при себе, мы бы здесь не застряли.

– Если бы я держал свои гениальные идеи при себе, Альба бы обнулилась, – вспыхивает Ольви. – Ты не Утешитель.

– А ты не Оскар, чтобы читать мне нотации.

– Ребят… – вмешиваюсь я, с трудом проглатывая кусочек бисквита.

– Кем ты себя возомнил? Ты не имеешь права решать за всех!

– Я живу в этом мире! – вскрикивает Ник, но тут же осекается. – А что известно о сущностях тебе, Ольви?

Я вскакиваю.

– Хватит! Вместо того чтобы обсуждать план, вы занимаетесь ерундой!

Прости, желудок, но ужин откладывается еще на пару часов.

Не знаю, сколько времени я убиваю, бесцельно блуждая по пустому и безликому холлу. Утешители потрошат третий блок, а он – тех, кто не защищается. Нас сотни. И все до одного – бескрылые тушки птиц.

– Шейра! – окликает меня Ник и, прижав к стене, запускает пальцы в мои волосы. – Я обещаю, мы выберемся.

– Не надо. Не занимайся самообманом.

Я умоляю себя оттолкнуть его, но мышцы не слушаются.

– Не бойся… – уверяет он. – Я заменю наши базы данных на ботов. Такер ничего не заподозрит. Верь мне. Мы ведь команда, правда?

– Нет.

– Команда, – фыркает Ник, взлохмачивая мне волосы. – Навестим Марка, а?

Возле лифтов нас ждет Ольви.

– Только давайте без скандалов, – вздыхаю я, когда мы добираемся до пятого этажа – отделения сущностей.

Там мы топчемся на маленькой площадке перед дверью с окошком. На шум выглядывает безликий Утешитель.

– Вам кого?

– Марка, – отвечает Ник.

– Сейчас уточню.

Мужчина исчезает. Через минуту раздаются тяжелые шаги и громкие возгласы.

– Входите!

Мы переступаем порог отделения, где последняя стадия превращается в первую. Первую и бесконечно тяжелую стадию седых волос.

– Биомаски наденьте. – Утешитель кидает нам три запечатанных пакета.

Мы сворачиваем в диагностический центр. Здесь людно и чересчур суетно для той стороны. Хотя где, если не в третьем блоке, обитать мужественным сущностям? Тем, кто борется с демонами? В городе таких нет. В городе одни монстры.

Мужчина замирает перед палатой Марка.

– Я буду здесь. Если что – зовите.

– Зачем? – хмурюсь я.

– Этот псих подозревается в убийстве. Клянется, что ничего не помнит, но кто ему поверит.

– Договорились, – обещает Ник.

В палате царит полумрак. Сквозь задернутые занавески просачиваются робкие лучи. Ползут по потолку, играют в прятки. На кровати лежит тот, кто прошлой ночью убил троих человек. И все потому, что они были счастливы и здоровы. Потому что были частью безумной игры.

А еще – потому что стояли за утешительской надеждой не в конце очереди.

– Здравствуй, – вымучивает Ник. – Как ты?

Не отрывая взгляда от потолка, Марк передергивает плечами.

– Ты кто?

– Мы дружили в детстве. А потом как-то разошлись, – шепчет он. – Я Матвей.

– Вот как… Со мной произошло что-то странное, Матвей. А спина… Ты в курсе, что у меня со спиной?

От молочных зрачков Марка мне не по себе. Он начинает новую жизнь в старом теле. Не с белого листа. С обрывка, запятнанного чернилами. И где-то в углу нацарапаны его четыреста тридцать девять раз.

– Без понятия, – моргает Ник. – Но, думаю, тебе повезло. Тысячи людей мечтают забыть прошлое, а получается у единиц.

Мы с Ольви здесь лишние. Об этом не вопит разве что радио в соседней палате. Я теряю терпение и бросаю:

– Общайтесь. Мы будем за дверью.

Безликий Утешитель ждет нас у окна, вдали от суетливой толпы, но мы не спешим ему навстречу.

– По-твоему, из этого что-то получится? – хмыкает Ольви.

– Нет. Но Матвею нужно с ним поговорить.

– Почему ты его защищаешь? Что между вами, а?

О, между нами многое. Кровавые ножницы, Альба, пятнадцать лет ночных кошмаров. Мой фотоальбом пестрит красным.

– Ничего.

– Так я тебе и поверил. Ничего-о-о, – протягивает Ольви. – Смешно.