Читаем Бойцы моей земли (Встречи и раздумья) полностью

Суровая повесть Анатолия Калинина читается с захватывающим интересом. Не успел журнал «Огонек» опубликовать ее до конца, а в редакцию уже полетели благодарные читательские письма. Что ж, это закономерно. Художник–коммунист, живущий в гуще народа, написал песнь о народе и его борьбе.

Характерна непоказная скромность писателя. Когда повесть «Эхо войны» заслуженно была выдвинута на Ленинскую премию, автор сам снял ее из списка, так как считает ее только фрагментом большого произведения, над которым сейчас работает.

И невольно задумываешься о доброй школе, которую прошел писатель. Вспоминаешь его острые и поэтичные очерки «На среднем уровне» и «Лунные ночи», опубликованные в «Правде». Писатель как бы подхватил эстафету у Валентина Овечкина, развил наступление, внес в трудный жанр очерка свои, калининские, краски, подготовил площадку для появления «Сурового поля», «Запретной зоны», «Цыгана», «Эха войны»…

Хороший спектакль поставил Московский театр киноактера по роману «Суровое поле», и удивительно, почему он до сих пор не перенесен на экран. Ведь эта вещь, как и другие произведения Анатолия Калинина, очень кинематографична.

В последние годы читатели журнала «Огонек» познакомились с продолжением повести «Цыган», повестями «Гремите, колокола!» и «Возврата нет». На мой взгляд, наибольшей удачей Калинина является последняя повесть, в особенности образ главной героини.

Когда говоришь о творчестве Михаила Шолохова, невозможно забыть, сколько метких и всегда поэтичных наблюдений сделал, зорко вглядываясь в книги великого жизнелюба, его младший земляк. Недаром на торжественном вечере, посвященном шестидесятилетию Михаила Александровича, с приветственным словом от донских писателей выступил Калинин. Он сказал о редчайшем шолоховском даре любви к людям, возбуждающем ответную любовь в каждом сердце.

Убедителен его анализ образа героя «Тихого Дона» Григория Мелехова. В интересной статье «Неисчерпаема жизнь» Калинин пишет: «…Одни, попав под обаяние Григория, хотели бы «перекрасить» его в красный цвет, другие, листая послужной список его ошибок и заблуждений, упорно «выбеливают» его — так что под их пером он становится ближайшим родственником есаула Половцева. А неудержимо скользящий свет времени, озаряющий то красную, то белую «половины» Григория, вдруг возьмет и бросит на него яркий отблеск с самой неожиданной стороны и сразу как заново отчеканит его на фоне грозной эпохи социальных переворотов — всего, во всей его противоречивой цельности».

Неуступчивый, принципиальный, темпераментный — таков Анатолий Калинин во всем — ив делах литературных, и делах сельскохозяйственных, которые так близки его сердцу. Вот уже который год живет он в хуторе Пухляковском среди тружеников, уважающих его не только за слово, но и за дело. Светится огнями его гостеприимный дом у самого тихого Дона.

ПОДВОДНИК

Это было в небольшом зале Дома актера. За стеной в огромном зале веселились артисты одного из московских театров. А здесь стояла торжественная тишина. По глазам было видно: юные и седые приникли к живому поэтиче скому ключу, вдруг одарившему душный зальчик луговой свежестью. Читал свои стихи Дмитрий Ковалев.

А теперь расскажу о разговоре с другом–однополчанином, который учительствовал в липецком селе. Он взял в руки книжку в солнечном переплете. Черным по оранжевому — «Рожь». Выразительное название. Оно–то и привлекло внимание друга. Прочел стихотворение, посвященное Михаилу Исаковскому:


Стой, простота!Ты мне далась не просто,
И яБез боя не отдам тебя.


Заинтересовался, кто автор.

— Дмитрий Ковалев? — И долго смотрел на портрет поэта. — Видно, интересный человек… Думающий… Фронтовик? Подводник, говоришь?..


Потом прочел стихи о матери–крестьянке:
Ты простишь мне, моя неученая мама,Ты простишь мне,Что был я так шибко учен…Как же часто мишурность житейского хламаПринимаем за принцип —И все нипочем.


Это был разговор с вещим сердцем матери, которая жила, «что–то зная такое, что при всех наших знаняях нам знать не дано». Мой друг задумался. У него тоже была старая мать, что очень любила, но не всегда понимала сына. А может, по–своему понимала, только отмалчивалась? А он за вечной спешкой не заметил… Друг сел к окну, запоем стал читать.

— Какие правдивые, человечные стихи!.. Дмитрий Ковалев… Почему я про него не слышал раньше? Это же настоящий, удивительно душевный лирик! Есть стихи — пирожные, а у Ковалева стихи — хлеб, ржаной хлеб. Ты послушай:


Как медленно плывут колосья волнами!Не наглядишься — хоть до ночи стой.Как низко–низко Кланяются полные,Как высоко заносится пустой!


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное