– Ну как это неправда, если правда? – изгалялся над ней Агапов. – Есть же видеозапись… Показаний потерпевшего, правда, нет. Да и не будет. Но поверь, и без них тебе мало не покажется.
– О чем ты говоришь?
– Да о том, что ты преступница. Извращенка и совратительница. И как гражданин своей страны, я обязан изолировать тебя от общества. Ты думаешь, я отправлю тебя в деревню! – скривился он. – Чтобы ты и там учила детей разврату? Нет, как честный человек, я отправлю тебя в тюрьму. Там твое место…
– Как честный человек?
– Именно… Я знаю, ты воротила от меня нос. Я же бандит, да. Но нигде не написано, что я бандит. Никто не может доказать, что я преступник. И никто не докажет, потому что я на самом деле честный человек. А преступница – это ты. Теперь я буду воротить от тебя нос. Теперь я тебя буду презирать. И общество будет вытирать об тебя ноги.
Агапов одарил ее мефистофельской улыбкой и вышел из комнаты. Варвара перевела дух. Скорее всего, это было злой шуткой с его стороны. Комплекс у человека. Сам преступник, и хочет, чтобы все остальные были под стать ему. Даже Уголовный кодекс проштудировал, чтобы убедить себя в том, что и Варвара одного с ним поля ягода. Утешил себя…
После обеда за Варварой приехали. Два бритоголовых амбала посадили ее в джип и повезли в сторону города. Сердце радостно екнуло, когда машина въехала во двор ее дома, где она когда-то жила вместе с родителями. Братки мужа высадили ее возле подъезда. Куда хочешь, туда и иди. Разумеется, она отправилась домой к родителям.
Но радость встречи с ними была недолгой. Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Отец открыл дверь, и Варвара услышала суровый, требовательный голос.
– Старший лейтенант Помазов. Уголовный розыск! Нас интересует гражданка Агапова…
Их было трое. Участковый и два оперативника из уголовного розыска. У Варвары в глазах потемнело, когда он показал ей служебное удостоверение.
– Вы арестованы, гражданка Агапова! – глумливо скривился он.
– За что?
– Развратные действия в отношении несовершеннолетних… Но вашим родителям лучше не распространяться об этом на улице.
– Дочка, что случилось? – трагически заламывая руки, спросила мама.
– Это недоразумение… Вы слышите, это недоразумение! – обратилась к оперативнику Варвара. – У вас нет оснований меня арестовывать! Где ордер?
– Все будет. И постановление, и суд… Я бы не советовал вам возмущаться. А то ведь еще и сопротивление при аресте пришьют…
От волнения голова отказывалась соображать. Варвара позволила вывести себя из квартиры и усадить в машину. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…»
Ее доставали в райотдел. И напрямую провели в смотровую комнату изолятора временного содержания. Там ее ждал грузный и пузатый милиционер с погонами прапорщика. Неприятное, изъеденное оспой лицо, прищуренные впалые глаза. С головы до ног окинул ее по-хозяйски оценивающим взглядом и без всяких предисловий потребовал:
– Раздевайся!
– Как это раздевайся? – опешила Варвара.
– Да как в баню ходишь, так и раздевайся. Смотреть буду, нет ли запрещенных предметов…
– Но вы не имеете права! Я женщина. И обыскивать меня должна женщина.
– Ну, пусть женщина тебя и обыскивает. А я буду досматривать… И не возмущайся, красавица, а то ведь хуже будет. Женщин мы не бьем, для этого есть мужики. С женщинами у нас другой разговор.
Достаточно было заглянуть в глаза этому подлецу, чтобы понять, о чем и как они разговаривают с женщинами в неформальной обстановке. Скоты!
– Ну чего стоишь? Давай, поторапливайся, пока я не разозлился.
Варвара вдруг поняла. Ее сейчас нет здесь, в этой мрачной без окон комнате. И прапорщик – всего лишь плод истерзанного воображения. Она видит его во сне, в страшном сне. И нужно подчиняться этому видению. Станешь перечить, еще глубже увязнешь в кошмаре. А разденешься – глядишь, и проснешься или от стыда, или от прикосновения.
Она разделась догола. Стыдно было до ужаса. Но спасительное пробуждение так и не наступило. А прикосновений не было. Прапорщик жадно ощупал ее взглядом, но рукам волю не дал. Пальцами перебрал ее кофточку, юбку. Обследовал пакет с вещами, которые догадались ей всучить родители. Вытащил из косметички режуще-колющие предметы, заставил снять сережки и кольца, на туфлях сломал каблуки. Дескать, из супинатора можно изготовить шило. Варвара удивилась. Но и это проявление эмоций не смогло вырвать ее из сна.
Она оделась, собрала вещи, которые ей разрешили иметь при себе, и под конвоем отправилась в камеру.
– Стоять! Лицом к стене!
Молоденький сержантик с нахальными глазами открыл решетчатую дверь.
– Руки за спину! Голову вниз! – снова скомандовал он.
И рукой подтолкнул вперед.
А когда она встала лицом к стене возле камеры, жадно зашептал на ухо:
– Хочешь, я к тебе сегодня приду! За жизнь поговорим, да. Я шоколадку принесу…
И так, как будто она уже согласилась, облапал загребущей рукой ее грудь.
Варвара едва удержалась от того, чтобы не влепить ему пощечину. Этого она не сделала, но дернулась, отступила на шаг в сторону.
– Ты чего дергаешься, как та кобыла необъезженная! Я ж ведь и объездить могу!