Ощутила нежное прикосновение губ, моментально ставшее властным, требовательным, сжигающим тело изнутри. И действительно забыла. Вообще, обо всем...
Под головой было немного жестко, тело ломило. Я осторожно пошевелилась и постаралась устроиться поудобнее. Однако подушка совершенно не собиралась становиться мягче. Наконец, удалось-таки найти приемлемое положение и вновь уйти в неглубокую дрему. Волос на затылке коснулось горячее дыхание. Память вернулась в затуманенный сном рассудок. Открыла глаза, повернулась, оказавшись в кольце сильных рук и во власти неповторимых глаз.
- Утро доброе?
Никогда не думала, что эту обыденную фразу можно закончить знаком вопроса. Неуверенно улыбнулась.
- Очень.
Получила нежный, сводящий с ума поцелуй.
- Что Пашка скажет, - промямлила я. Умная мама! Вспомнила!
Дверь медблока распахнулась. Первым внутрь ввалился Адольф, за ним Пашка с Машей на шее и Кагараши.
Я отчаянно пискнула и постаралась прикрыться хоть чем-нибудь, но поскольку всякое что-нибудь накануне отчаливало в неизвестные памяти места, ничего умнее, как перекатиться за спину Сишати, придумать не смогла.
- Кр-руто! - обрадовался сынка, открывшейся взору картине. - А когда свадьба?
- Ката сфатьпа, - согласилась Маша.
Кагараши, наткнувшийся на угрожающий взгляд капитана, схватил Пашку под мышку, не потрудившись толком разобрать, где у ребенка верх, а где низ, и пулей вылетел за порог. Кактус только недовольно хрюкал, болтаясь вниз головой, что сейчас пропустит все самое интересное. Адольф на всякий случай сбежал вместе с врачом.
Я застонала, закрыла лицо ладонями и уткнулась в широкую мужскую спину. Это надо же!
- Не хочешь замуж? - серьезно спросил Сишати.
- Чего? - растерялась я.
Он сел ко мне лицом.
- Ты расстроилась.
- Пашке рано такие вещи видеть. Это ж кошмар!
Он легко пересадил меня к себе на колени и обнял.
- Не страшно. Он, пока ты спала, хуже рассказывал.
- Да?
- Да.
Обвила его шею руками. Спрашивать, что рассказывал сынка капитану, не хотелось. В медблоке стояло ночное освещение, никто не менял, несмотря на это, удалось разглядеть отпечатки ровных полумесяцев на его плечах со слабыми следами запекшейся крови. Я покраснела, вспоминая, как он шипел. Захотелось забрать себе, всю причиненную боль. Да и, вообще, всю его боль. Я отогнала странный порыв подальше.
- Сишати.
- Да?
- Зачем я понадобилась тем желтым?
Помолчал, вздохнул.
- Каюта, где вы живете, - моя. Санби, сын Кори, решил, что ты жена.
- Твоя? - постаралась я осознать новую информацию. Услышала смешок. Ну да, туго котелок варит после всего. - А дальше? Что было?
- Рэшока нас вызвал, объяснил. Мы появились незаметно для изгоев. Выяснить, где стоит корабль, не составило труда. Санби - молод, изгои не подчинены. Он сознался, что ты выпрыгнула, - в глазах на мгновение мелькнули гнев и ужас. - Мы забрали из катера сведения о пути следования, нашли место падения. Костюм смягчил удар насколько смог. Ты проползла больше двух километров.
Я вспомнила мешанину своих мыслей и рассуждений.
- Хоть в ту-то сторону ползла?
Прижал к себе.
- Почти.
- Екарный бабай.
- Не знаю, что это значит.
- Непереводимый местный жаргон, - в первый день сидела вот так же, уткнувшись носом ему в грудь. - А дальше?
- Ты лежала почти мертвая в траве, которую мы безнадежно искали месяцами и не думали обнаружить в этой части терминатора, под кустами. - Под кустами? В памяти возникла маленькая колючая травка. - Кагараши великолепный врач. Собрал тебя за неделю, земную.
Я отстранилась.
- Неделю? Неделя без сознания?
Он кивнул.
- А где шибздик и компания?
Сишати пожал плечами.
- Все в системе красной, ждут помощи от отца.
- А... - запнулась, не зная толком как оформить мысль в вопрос.
- Я вывел из строя систему навигации. Они мне не нужны. Мне нужен Кори.
Мы помолчали. Я поудобней устроилась на его груди. Давно не чувствовала себя слабой, беззащитной, хранимой... женщиной. Вспомнила начало прошлой ночи.
- Почему ты называешь Пашку рэшока? Что это значит?
- "Сын".
Попыталась отстраниться, не позволил, прижал сильнее.
- Канаше ашанэ. Не уходи. Я люблю тебя.
14 О плохом настроении и влюбленной собак
Я испуганно заморгала. Даже Сергей так и не сознался в любви, он все боялся за свою свободу и оттого в самые романтичные моменты отнекивался полуфразами. "Я тебя хочу". "Ты мне небезразлична". Но никогда "я люблю тебя". И вдруг появляется этот мужчина и говорит просто так, и просит остаться, а Пашку зовет сыном. Это Пашку, от которого стонет собственная бабушка! Тяжело протяжно вздохнула. Он напрягся, но из рук не выпустил. Я понимала, что причиняю боль. Эх, если б сказал не так резко и не прямо в лоб. Едва не рассмеялась собственным мыслям. А как, собственно, сказать такую фразу не в лоб, и не резко. Как там в детстве говорили? Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Все верно. Она у меня едет. Сишати мне нравился, очень, и ночь была просто... Короче, из песни слов не выкинешь, но любить? Я не знала. В одном я была уверена точно: уходить не хотелось.
Обняла шею капитана и еле слышно прошептала:
- Не уйду.