Боксер, Пашка, я и космический отщепенец

Из своего живого надежного укрытия словно в неприятном сне я следила, как мамин абрикос с хрустом накреняется и падает на землю. Так просто. Годы труда и работы, годы дерево росло и набирало силу, чтобы в одно мгновение быть сломанным. Следом за этой странной мыслью пришла боль. Яркая, застилающая разум, обжигающая. Свистит ли рядом все тот же странный звук или нет, я уже не слышала, мир вокруг заглушал шум крови в ушах. Я закрыла глаза и стиснула зубы, инстинктивно стараясь быть тихой, только маневр не удался, стоило Сишати пошевелиться, из груди моей против воли вырвался тихий гортанный стон. Под закрытыми веками прыгали блестящие золотистые точки, складываясь в замысловатый звездный узор. Точно пояснить, где именно болит, я бы не смогла. Казалось, что болит все тело, каждый его миллиметр.

Сишати что-то говорил мне, и я почти его понимала. Слышала язык, слышала знакомые слова, но вспомнить их значение никак не удавалось. Последняя мысль, мелькнувшая в мозгу перед тем как провалиться в темноту, была о Паше.

Я нашла того, кто не бросит мой цветик.

25. Всегда cherchez la femme

- Вероника, полош-ши на место!

- Да, пожалуйста! Чего ты опять ш-ш-шипиш-шь, как змей.

- Шукамаши!

- Сам такой.

- Это не ругательно.

- Это не ругательно, это обидно. Ты тогда змей.

- Я - не змей. Я устал пос-сле тепя ремонтировать модули.

- Ну, я же извинилась. Случайно вышло.

- Шукамаши.

- Змей.

- Шукамаши.

- Змей.

- А-а-а, - прервала я важный диалог, как можно громче проскрипев осипшим голосом.

- Микаи! - практически проорал мне в ухо Кагараши. - Капитан, Микаи! - а вот это уже по связи.

- Ты великий врач, - пролепетала я, отчаянно надеясь быть понятой. - Опять что ли починил. Только не ори так. Паша где?

- Мама! - вот он, воплощение моего личного хаоса. Живой, здоровый, невредимый, счастливый.

Я вновь лежала в знакомой продолговатой капсуле медблока сиросэкайского корабля. Над головой возвышался идеально-белый потолок, рассеянный свет лился по углам комнаты, оставляя центральную часть малоосвещенной, что для моих глаз было весьма кстати. Я совсем не соврала, назвав Кагараши великим врачом. Не знаю как у себя на родине, но меня, судя по общим ощущениям в теле, он собрал уже во второй раз, очень надеюсь, что на этот раз не с нуля и было чуть проще. Совершенно не хотелось бы узнать, что избегала смерти уже как минимум дважды.

Цветик, не особо церемонясь, заскребся ко мне в капсулу и обнял, я крепко сжала его в ответ, наслаждаясь знакомым ощущением спокойствия и порядка. Если сын целый, да невредимый на моих руках, значит все в порядке, остальное как-нибудь приложится, с чем-чем, а с остальным я обязательно разберусь. До безумия хотелось зареветь, я сморщилась, стараясь отогнать очевидное проявление страха и слабости со своей стороны.

- Родная моя, - хрипло прошептал сбоку знакомый голос. Я выглянула из-за светлой головы сына. Черные зрачки Сишати совершенно поглотили и без того темные глаза. И снова грудь сдавило неприятное ощущение déjà vu. Веки припухли, темные тени обозначили явно не одну бессонную ночь. Сколько же проблем я привнесла в его жизнь, наверное, не счесть.

- Сколько меня не было?

- Два дня, Микаи. Все не так плохо, - понял капитан переживания своей туземки.

- Где мама с папой?

- Мы тут, - я приподняла голову, наконец, рассмотрев возле входа две притихшие фигуры родителей. Вот чего совсем не хотелось, так это узнать, что они в курсе состояния дочери. И не зря. На мамином лице отчетливо читалось недовольство и злость. Теперь Сишати в ее глазах представал далеко не презентабельным и перспективным мужем, как раньше, в глазах нашей бабушки он стал непосредственной и тяжкой угрозой жизни и здоровья единственных дочери и внука. Вот такой нехитрый расклад. Я протяжно вздохнула.

- Мам, правда, у них техника великолепная! С такой техникой и таким врачом не страшны никакие болезни, - глубокомысленно и все еще пока не слишком громко изрекла я, в надежде, что, во-первых, меня услышат, во-вторых, примут к размышлению сей неоспоримый факт.

- Правда, - сквозь зубы процедила мама, не вняв моей скромной попытке изменить ее новое мнение о замужестве отпрыска. Папа едва заметно покачал головой, осторожно придерживая жену за плечи. Знала я эту немую сцену на зубок. Не согласен он с ней, но возражать не станет по той простой причине, что надо мной опасность-то миновала, осталась та, что над ней. Нервничать папа ей не позволит.

- Да. Я от их таблеток не болею, - неожиданно помог мне сынка, чем поверг меня в искреннюю растерянность. Его псевдовзрослые изречения слышала не раз, но чтобы действительно по-взрослому и разумно - это впервые. Перевела взгляд на Сишати. Он ласково, чуть щурясь, рассматривал личико сына. От темных усталых глаз сеточкой по коже разбегались тонкие морщинки. И не было в этом взгляде искристых стенок призмы любви ко мне, лишь любовь к ребенку, родному ребенку, и родительская гордость за него.

- Моей пациентке нужен отдых.

- Кагараши, ты уже совсем здорово говоришь, - мягко проговорила я, все еще под впечатлением от увиденного.