Более чем невероятный случай

– А чего ты хихикаешь? – спохватился Стрелок. – Крыса, –  самое хитрое и, между прочим, самое умное животное. Недаром крысы существуют на земле миллионы лет, задолго до появления гомо сапиенса. Динозавры не смогли приспособиться к среде и вымерли, и огромные ящеры сыграли в ящик, а крысы живут и в ус не дуют. И всё потому, что быстро приспосабливаются к среде. Вот и в моём случае крыса не съела отраву, а, как говорится: «я возвращаю ваш портрет». Ещё один пакетик я нашёл около ножки обеденного стола. Я подразумеваю, этот пакетик она пыталась затащить на стол, но что-то ей помешало.  В связи с этим всплыло в памяти несколько удивительных случаев, связанных с крысами. – рассказчик резко дёрнул за удочку, но не подсёк рыбу. – Ничего, – стал успокаивать себя Стрелок, – следующий раз подсеку, как пить дать. – Он стравил лесу в лунку и продолжил, – мой один знакомый работал электриком на птицеферме.  Там этих крыс – полчища. Кстати сказать, кровушки этого электрика они попили вдоволь. Представляешь, происходит  постоянное замыкание. Склад электрика был забит бобинами проводов. Их крысы не трогали, а вот провода под напряжением, рискуя жизнями, грызли, причём, как – будто назло делали это в самых недоступных местах. Чем-то влекло их напряжение что ли. Но я сейчас не об этом. Мне этот электрик рассказывал, как крысы заготавливают яйца впрок. Работают колхозом. Чаще втроём. Одна крыса ложится на спину. Её напарницы осторожно закатывают яйцо на живот лежащей. Та лапками держит яйцо, чтобы не упало и не разбилось, а подруги тащат её за хвост к норе.

– Это уже не инстинкт. Что-то большее, – поторопился вставить я.

– Ну конечно, – подхватил Стрелок, стараясь не упустить инициативу рассказчика, – тут надо «рогом шевелить», шурупить. Понимаешь, инстинкт – это когда я хочу поесть или минус попить, а здесь надо доставить яйцо в целостности и сохранности. Более того, я расскажу тебе ещё один поразительный случай, подтверждающий наличие у крыс не только одного инстинкта.

Это было в Ростовском – на Дону речном пароходстве. Мой дядя работал на буксире, – баржи тягал по реке. На буксире их было двое: он и парнишка лет шестнадцать. Время послевоенное, голодное, можно сказать, тяжкое. Поесть было разом нечего. Парнишка приносил на обед только свеклу, иногда сахарную, а чаще всего кормовую. У дяди стол был побогаче: бутылка подсолнечного масла всегда стояла закреплённая на полке и краюшка черного хлеба, выпеченного из ржи пополам с лебедой. По рассказам дяди парнишка был очень скромным и стеснительным: сколько дядя не предлагал ему своё масло, тот ни в какую не соглашался. К чему это я так подробно рассказываю? А вот к чему. Стал дядя замечать, что масло начало быстрее расходоваться и около бутылки следы пролитого масла. Подумать на мальчишку даже язык не поворачивается.  Тогда кто же воровал масло?

– Крысы? – вырвалось у меня машинально.

– Ну, конечно же, они! – воскликнул Стрелок.

– Постой! – в свою очередь воскликнул я, – никак не могу врубиться, каким образом им удавалось тибрить масло из бутылки?

– Как это принято у детей: догадайся с трёх раз, – засмеялся Стрелок, доставая пачку сигарет из бокового кармана меховой куртки. Я порядком изучил повадки Стрелка, поэтому не стал приставать  открыть тайну, хотя, признаться, желание узнать зашкаливало на всю катушку. Стрелок, не торопясь, раскурил сигарету, сделал затяжку и продолжил рассказ. – Дядя мой увидел эту картину и обалдел. Представь: одна крыса залезает на полку выше бутылки и опускает в неё свой хвост. Затем вытаскивает его, и остальные подруги пируют, облизывая тот самый хвост. Подумай!– обратился ко мне Стрелок. – Разве можно истребить эту тварь! Она из бутылки ест масло, будет жрать картон, бумагу, дерево, линолеум, но в крысоловку ты её ни чем не заманишь. Эта тварь умеет приспосабливаться к жизни, в любой ситуации находит выход, – после этих слов Стрелок надолго замолчал. Я уже подумал, что эпопея с дачными крысами на этом закончилась, и решил сменить тему разговора.

– Ты ничего не сказал о пожаре, – заполнил я образовавшуюся паузу. – Сказывают, сильно леса горели? – спросил я его.