Болото (ЛП)

Но Великая депрессия многих людей довела до самоубийства. И хотя худшее позади, люди до конца не могли оправиться. Не совсем. Некоторые даже близко к этому не были. Юджин часто писал некрологи. Старался сделать это со вкусом, не устраивать спектакль из трагедии и не слишком пристально размышлять об обстоятельствах. Ситуация с экономикой подкосила людей, да и кто мог знать о личных проблемах незнакомцев?

В самые темные ночные часы в душу Юджина тоже закрадывался тайный страх, что однажды дно реки может показаться ему наиболее привлекательным вариантом. Пойти куда-нибудь в тихое место, где будут только он, насекомые и Всевышний, и покончить с этим. В том страхе не было смысла; он никогда не замечал в себе суицидальных склонностей. Но боялся, что настроение заразительно, и безнадега какого-то одного человека может передаться ему, если он слишком долго пробудет в подобной компании, хоть с мертвым, хоть с живым, а затем…

Такие думы были невыносимы. Юджин закрыл глаза, и глубоко вдохнул. Его астма обострилась в год смерти Мэри Бет, и со временем становилось только хуже. Болезнь прокралась в его жизнь, с юных лет сделав затворником в собственном доме. Он перенес это спокойно. Это лучше, чем смерть.

II

Всю свою жизнь Юджин прожил в Шанларивье. Его мать была родом из Садового района Нового Орлеана, а юность ее прошла во Французском квартале. Мама происходила из старинной богатой семьи — роскошные дома, голубая кровь. Всегда нежная и кроткая, юбка в пол, идеально уложенные волосы, даже с наступлением трудных времен это оставалось неизменным. Она не утратила манеры, былое величие Садового района навечно осталось в ее крови, но в атмосфере маленького городка Шанларивье — с единственной церквушкой на берегу болотистой заводи — увяла, как августовский цветок. Тяжкая усталость поселилась в ее глазах, а на некогда нежных руках пролегли дорожки возрастных морщин.

Лишь став старше, Юджин понял, что мать тоскует по своему городу: по величественным зданиям и росшим вдоль улиц буйным кустам магнолий. От Шанларивье до Нового Орлеана было рукой подать, но она вышла замуж совсем юной, была преисполнена решимости пустить корни и должным образом воспитать Юджина, жертвуя собой даже после смерти мужа. Однако тогда, в детстве, Юджин понимал лишь одно: в сердце матери таится тихая печаль, и он ничего не мог сделать, чтобы это исправить.

Отец Юджина был франко-канадцем — каджуном — его французский говор звучал протяжно, словно патока, но отец ушел из жизни еще до того, как Юджин успел его узнать. Те немногие сохранившиеся воспоминания о нем были туманны и обрывисты, и Юджин не был уверен, что это не плод богатого воображения. Его отец, по общему мнению, являлся обаятельным мужчиной, любителем карт и полночного веселья, из одежды которого не выветривался аромат духов других женщин, однако он всегда возвращался домой, и мать Юджина никогда его не прогоняла. Трудно было представить человека, менее похожего на Юджина, и в потаенном уголке его души тлел уголек благодарности за то, что отец умер прежде, чем смог увидеть, во что Юджин превратился.

Он умер, когда Юджину было четыре — автомобильная авария, само собой, в нетрезвом состоянии, — матери Юджина пришлось найти постоянную работу официантки, предоставив Юджина самому себе. У него было мало друзей, но каждое воскресенье после службы он играл с Мэри Бет Бирн. Мэри Бет была хорошенькой девчушкой с темными волнистыми волосами и большими серыми глазами, которые, казалось, при разном освещении меняли оттенок. Родители оставляли их во дворе, чтобы пообщаться на взрослые темы, и они устраивались бок о бок в тени розовых кустов. Время от времени отец Латимер заглядывал проведать их, но в целом их никто не тревожил, что Юджина абсолютно устраивало. Мэри Бет, похоже, тоже наслаждалась одиночеством, хотя, с другой стороны, настоящее одиночество никогда не было ей по-настоящему знакомо.

Мэри Бет слыла всеобщей любимицей и переносила это с милым безразличием, скромно поворачивая голову и подставляя розовые щечки для приветственных поцелуев взрослых. Они называли ее ангелом. Она являла собой идеальную картину в шелковых бантах и хлопчатобумажных платьях. Тем не менее присутствовало во взгляде Мэри Бет что-то такое, что замечал только Юджин, будто ей ведома тайна, о которой не знал никто другой.