Большая грудь, широкий зад

— Нет, вы слышали, какую чушь он несёт?! Какой укрепрайон? Какие гости? Здесь мой дом, эта земля моя, кровная, здесь, на этой улице, моя матушка кровь пролила, когда меня рожала! Устроились тут, клопы вонючие, присосались к нашему Гаоми! Хватит, вон отсюда! Убирайтесь в свои заячьи норы, освобождайте мой дом!

Говорил он с яростным ожесточением, звучно и выразительно, чётко выговаривая слова. После каждой фразы он с силой хлопал верблюда по горбу, тот вздрагивал, а солдаты при этом разражались неистовым рёвом одобрения. Лицо Лу Лижэня после каждого хлопка становилось всё бледнее и бледнее. Наконец раздражённый донельзя верблюд напрягся всем телом, оскалил зубы, и вылетевшая из его широченных ноздрей вонючая кашица растеклась по лицу комиссара.

— Я протестую! — отчаянно завопил тот, вытираясь. — Я выражаю решительный протест, я доведу это до сведения самых высоких властей!

— Здесь самая высокая власть — это я, и вот тебе мой указ: даю полчаса, чтобы убраться из Даланя. По истечении этого времени применю оружие! — провозгласил Сыма Ку.

— Настанет день, придётся испить тебе горького вина, что сам приготовил, — мрачно бросил Лу Лижэнь.

Не обращая на него внимания, Сыма Ку громко скомандовал:

— Проводить этих друзей за пределы нашей территории!

Бойцы на лошадях и мулах сомкнули свои ряды. Оттеснённые подрывники двинулись в наш проулок. Там с обеих сторон через каждые несколько метров стояли вооружённые люди в штатском, они же заняли позиции на крышах домов.

Спустя полчаса промокшие до нитки бойцы батальона подрывников карабкались на противоположный берег Цзяолунхэ, и луна освещала их лица холодным светом. Переправилась большая часть отряда. Остальные, воспользовавшись суматохой, улизнули в кусты на дамбе или проплыли вниз по течению, выбрались на берег в безлюдном месте и, выжав одежду, под покровом ночи разбежались по домам.

Несколько сот бойцов стояли на дамбе как мокрые курицы, поглядывая друг на друга. У одних текли слёзы, другие втайне радовались. Окинув взглядом своих разоружённых солдат, Лу Лижэнь рванулся было к воде, явно с намерением утопиться, но его удержали крепкие руки. Он постоял ещё немного, погруженный в мрачные мысли, потом вдруг поднял голову и злобно заорал в сторону ликующей толпы на другом берегу:

— Погоди, Сыма Ку, настанет день, мы вернёмся, и прольётся кровь! Дунбэйский Гаоми наш, а не ваш! Да, пока он у вас, но всё вернётся на круги своя, и он снова будет нашим!

Что ж, пусть Лу Лижэнь ведёт своих бойцов зализывать раны, а мне следует вернуться к своим проблемам. Выбирая, утопиться в колодце или в реке, я в конце концов остановился на реке. Потому что слышал, что по реке можно доплыть до океана. Ведь добрались же по ней большие парусные лодки в тот год, когда открылись необычные способности у Птицы-Оборотня.

Переправу подрывников через реку под холодным светом луны — бестолковые шлёпания руками по воде, фонтаны брызг, шумное плескание, волны во все стороны — короче, столпотворение — всё это я видел собственными глазами. Бойцы Сыма патронов не жалели, они палили из своих «томпсонов» и «маузеров» очередями, и вода в реке закипала, как в котле. При желании они могли уничтожить всех подрывников до одного. Но они стреляли, только чтобы запугать, и убили и ранили лишь несколько человек. Поэтому когда подрывники вернулись с боями уже как отдельный полк и ставили солдат и командиров отряда Сыма к стенке, те считали, что это несправедливо.

Я заходил в воду всё глубже, река уже успокоилась и поблёскивала мириадами огоньков. Вокруг ног обвивалась речная трава, в колени мягко тыкались мелкие рыбёшки. Я сделал ещё несколько нерешительных шагов вперёд — вода достигла пупка. В животе заурчало, невыносимо захотелось есть. Перед моим взором возникли матушкины груди — такие родные, такие прекрасные, столь почитаемые мной. Но матушка уже намазала соски перцовым маслом, она снова сказала: «Тебе семь лет, хватит уже сосать грудь». И зачем только я дожил до семи лет! Почему не умер раньше! По щекам потекли слёзы. Так вот, пусть я лучше умру, чем позволю этой мерзкой еде марать мне внутренности. Я смело шагнул вперёд — вода покрыла плечи. Ощутив стремительное течение у самого дна, я попытался крепче упереться ногами, чтобы устоять под его напором. Крутящийся водоворот увлекал за собой, и меня охватил страх. Придонное течение быстро размывало ил, я чувствовал, что погружаюсь всё глубже, что меня тянет в самый центр этого страшного водоворота. Напрягшись, я попятился и громко закричал. В ответ донёсся вопль Шангуань Лу:

— Цзиньтун!.. Цзиньтун, сыночек дорогой, где ты?..

Затем послышались крики шестой сестры, Няньди, и старшей сестры, Лайди. Прозвучал ещё один тонкий голосок, знакомый и в то же время чужой. Я догадался: это моя вторая сестра, Чжаоди, та самая, с кольцами на пальцах. Вскрикнув, я упал, и водоворот тут же поглотил меня.