Большая грудь, широкий зад

Конечно, давались эти деньги нелегко. А ну постой день-деньской у огнедышащего горна, когда несколько потов сходит, а на драной одежке выступает соль. В этом ожесточенном соперничестве за первенство в махании молотом большие груди свекрови стали гибкими, как многократно закаленная сталь, хоть вокруг пальца наматывай. Лучше всего у нее получалось определять время закалки. Даже если заготовка обработана отлично, стоит только не выдержать время закалки – и всё, ее можно выбросить. Тут важен опыт, чутье. При чем, наверное, чутье – главное. Как говорила Люй, у изделия доброй ковки и дух приятный, когда опускаешь его в чан с водой закалиться. При этих словах она прищуривалась, на лице появлялась еле уловимая нежность. Клубами поднимается пар, шипит вода в чане, и не разобрать, что издает этот звук – вода или металл. Вместе с паром поднимается и разносится по проулку сладковатый металлический привкус.

Народ судачил, мол, мужчины Шангуань под бабой, равно как и Юй Большая Лапа. Но эти заправлявшие в семьях женщины были абсолютно непохожи. Шангуань Люй – высокая, дородная, силищи хоть отбавляй, а тетушка худенькая, тщедушная, глазки быстрые, руки ловкие. Люй как заговорит – за версту слышно, гудит, как церковный колокол; у тетушки голос высокий, похрустывает, как редиска под острым ножом.

Не раздуваемые мехами языки пламени в горне уже не гудели и походили на куски желтого бархата, мирно курились угли. Шоуси зевнул. Все у него было маленькое – и нос, и глаза, и голова, и руки. Трудно было поверить, что его выродила Люй, этакая кобылица, которая часто вздыхала: «Коли семя негодное, то и земля даром что плодородная». Она поднесла к носу последний серп и принюхалась, словно так могла определить качество. Затем бросила его на землю и устало сгорбилась:

– Ужинать давайте.

Будто рядовой, получивший приказ от генерала, урожденная Лу торопливо забегала на маленьких ножках в дом и обратно. Ужин она накрыла под грушей, где тускло светил висящий на ветке фонарь. Вокруг него, звеня, толклась тучами летевшая на свет мошкара. На столе появились блюдо кукурузной мешанки с соевыми бобами, пирожки с начинкой, чашка горохового супа каждому, а также пучок зеленого лука и чашка с соусом. Лу волновалась, тайком поглядывая на свекровь. Если еды было много, у той вытягивалось лицо, и начиналось ворчанье о расточительности; если трапеза скромная, свекровь ела без всякого аппетита, отбрасывала палочки и отшвыривала чашку, выказывая свой норов. Ох, тяжела доля невестки в семье Шангуань! От поданных на стол пирожков и каши шел пар, проработавшие весь день среди лязга металла члены семьи кузнецов молчали. Во главе стола уселась Люй, сын с отцом слева и справа от нее. Сюаньэр садиться не смела и стояла у стола, опустив голову и ожидая распоряжений свекрови.

– Скотину покормила?

– Покормила, матушка.

– Курятник закрыла?

– Закрыла, матушка.

Свекровь с хлюпаньем сделала большой глоток супа.

– Все люди пельмени со свининкой трескают, а мы пирожки с костями, как собаки… – недовольно пробурчал Шоуси, выплюнув кусочек кости.

Люй зло стукнула палочками по столу:

– Да тебе ли быть недовольным!

– Но у нас ведь столько зерна в закромах, столько денег в комоде, – не унимался тот. – Для чего их хранить?

– Сын верно говорит, – вступился Фулу. – Должна быть и нам награда за труды.

– Так чье это все – и зерно, и деньги? – кипятилась Люй. – Вот протяну ноги, отправлюсь на западные небеса, неужто все добро с собой в гроб заберу? Разве это все не ваше?

Сюаньэр стояла, потупившись и не смея вздохнуть.

Люй с грохотом поднялась из-за стола и зашла в дом.

– Вот что я вам скажу! – послышался оттуда ее крик. – Завтра у нас будет жареная лапша с мясом, яичница, курицу зарежем, блинов напечем, пельменей налепим! Проживем не проживем – какая разница? Должно быть, кто-то из предков семьи Шангуань грех какой совершил, что мы взяли в дом не разбери кого – не бабу, не мужика: не рожает, только хлеб даром ест. Приходит нашему роду конец. Для кого тут экономить? Давай, мети всё подчистую, вываливай!

Сюаньэр закрыла лицо руками и разрыдалась.

Люй разоралась еще пуще:

– Она еще реветь смеет, так и так твою бабушку! Три года впустую кормим, не мальчика, так хоть бы девку родила. Как бы не так, даже не серанула громко ни разу. Зачем нам такую дармоедку держать? Возвращайся-ка ты завтра к своей тетке. Не позволю, чтобы из-за тебя род Шангуань на нет сошел!

Всю ночь до рассвета Сюаньэр проплакала. Когда Шоуси стал пристраиваться к ней, она безропотно стерпела.

– У меня везде всё в порядке, – проговорила она сквозь слезы. – Может, это с тобой что?

– Не снести курочке яйца, так сразу на петуха кивает! – зло буркнул Шоуси, забираясь на нее.

Глава 58