Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Неудивительно, что многие современники обращали внимание на бум в организации различных разведывательных миссий, как официальных, так и тайных, которые Лондон и Петербург отправляли на Средний Восток в интересующий нас период[611]. Согласно многочисленным запискам и донесениям военных экспертов в Политический и секретный департамент министерства по делам Индии, британцы и русские тщательно готовились к таким поездкам, делая все от себя зависящее, чтобы выявить агентов противника в приграничных районах[612]. Любопытно, что автору этих строк попался документ, в котором Милютин запретил капитану Фредерику Барнэби проехать в Индию через Российский Туркестан в 1875–1876 гг. В качестве мотивов запрета военный министр привел небезопасность коммуникаций по маршруту следования, а также регулярные отказы индийского правительства в ответ на запросы о разрешении для русских офицеров посещать Радж[613]. Детально обосновывая свою позицию по этому вопросу в письме Кауфману, Милютин констатировал: «Помимо того, что английское правительство, со своей стороны, своим обращением с нашими путешественниками по северо–3ападной границе Индии вовсе не дало нам повода быть особенно предупредительными к так называемым английским туристам в Средней Азии, нельзя не обратить внимание на слишком частые в последнее время посещения великобританскими офицерами нашей границы на р. Атреке (между Персией и землями туркмен в Закаспийской области. —

Е.С.) и на сношения их с соседними нам текинцами»[614].

Источники свидетельствуют, что период 1870-х — 1880-х гг. может быть назван эпохальным в истории специальных служб Российской и Британской империй. Военные реформы Милютина и Кардуэлла привели к появлению таких структур, как, например, Военно-Ученые комитеты Главного штаба и Главного Морского штаба России, или Разведывательного отдела и Иностранного разведывательного комитета Соединенного Королевства[615]. Помимо них, с целью изучения угрозы со стороны русских на дальних рубежах империи англичане создали Комитет обороны колоний

(Colonial Defence Committee), который начал свою деятельность зимой 1878–1879 гг.[616] И хотя первоначально он функционировал довольно нерегулярно, премьер-министр Солсбери потребовал реорганизовать этот орган, воспользовавшись кризисом вокруг туркменских земель[617]. Так, Комитет обороны колоний получил возможность для того, чтобы впоследствии трансформироваться в

Комитет имперской обороны (Committee of Imperial Defence), который с 1903 г. вносил заметный вклад в планирование ключевых направлений внешней политики Великобритании[618]. Кстати сказать, одновременно с описанным процессом проходила реорганизация Департамента разведки, подчинявшегося англо-индийскому правительству[619]

.

Возвращаясь к анализу афганского направления Большой Игры, отметим, что после своего прибытия в Калькутту, вице-король лорд Литтон предложил меры, направленные не только на дальнейшее укрепление обороны собственно Индостана, но также и на превращение Афганистана по сути в протекторат Великобритании по образцу Бухары и Хивы. Как пишет Р. Джонсон, «едва заняв свой пост (в 1876 г. — Е.С.), Литтон составил проект нового соглашения с ханом Келата и определил Кветту как передовую базу, из которой следовало ударить по Кандагару. Он также полностью поддержал идею Солсбери о незамедлительном направлении в Кабул британского политического резидента[620]. Вице-король решил назначить на эту должность одного из высших чиновников своего правительства Луиса Пелли, полномочия которого как главы специальной дипломатической миссии к эмиру Афганистана допускали заключение с ним нового соглашения. Задачи Пелли также состояли в выяснении степени устойчивости политического режима Шер Али-хана и информировании его о вступлении Литтона в должность. Однако эмир отказался принять британскую делегацию. Англоафганские переговоры, вызванные продвижением русских в Закаспийской области, возобновились только в январе-марте 1877 г. на конференции в Пешаваре. Но все попытки Литтона получить у эмира разрешение разместить своих политических агентов в нескольких пограничных пунктах на севере Афганистана для мониторинга ситуации в сопредельных странах, и, прежде всего, России, Персии и Китая, оказались тщетными. На бумаге провозглашалось подчинение воинственных горных племен, занимавших стратегические проходы в хребтах между оазисами Центральной Азии и джунглями Северной Индии, представителям британских колониальных властей, хотя на практике это было далеко не так[621].