Большая игра профессора Дамблдора

Под «испуганный писк Скабберса», грозное молчание Снейпа и периодические напоминания Сириуса о том, что он желает побыстрее оправдать отсидку, Люпин предается лирическим воспоминаниям о прошлом — ну, с купюрами, правда. Он «был совсем маленьким мальчиком», когда его укусил оборотень (о Фенрире пока ни слова, и о том, почему Фенрир выбрал именно этого маленького мальчика, тоже). Дальше родители, как и свойственно нормальным родителям, «

перепробовали все средства», но, увы, «по тем временам лечения не существовало. То зелье, которое готовит для меня профессор Снейп, изобретено совсем недавно». Люпин отдает должное зелью, но, к сожалению, не выражает благодарности самоотверженному изготовителю оного сложнейшего препарата. И, надо думать, самолюбивый и крайне обидчивый изготовитель под мантией-невидимкой мысленно ставит в этом месте галочку в списке обид.

Жизнь, в общем, не баловала юного Ремуса. «Но как раз в то время директором школы стал Дамблдор. Он сочувствовал моей беде. Сказал, что, при условии соблюдения определенных мер предосторожности, у него нет возражений против моего обучения в школе…

» Рисковый все-таки человек Дамблдор. Не боится ни нововведений, ни риска для собственного только что приобретенного кресла (за что, между прочим, мы и любим).

Итак, едва став Директором, Дамблдор берет Люпина под опеку, строит вне территории школы Хижину (с кроватью под роскошным балдахином… любит Директор размах…) и тоннель, ведущий к ней, и сажает на входе Дракучую Иву. А поскольку Люпин в волчьей ипостаси частенько «кусал и царапал самого себя», Дамблдор не мог за ним не присматривать, сочувствовал ребенку и очень желал облегчить его участь.

Положим, Аконитового зелья тогда не существовало, а именно в области зельеделия гений Директора, сколько нам помнится, нигде не проявляется. Но Дамблдор силен в другом — и все же находит способ сделать жизнь Люпина не только сносной, но даже счастливой.

«…если не считать мучительных превращений, я был счастлив. Впервые в жизни у меня появились друзья».

Нам думается, в те годы Дамблдор внимательно следит не только за тем, как Ремус крушит в Хижине мебель, но и с кем дружит — а также оценивает, стоит ли друзьям знать секрет Люпина. Распусти, например, тот же Питер язык насчет оборотничества приятеля — и весь Директорский замысел обучения оборотня потерпит крах. Родители тогдашних драко малфоев проедят попечителям плешь и нипочем не дадут продолжить увлекательный и гуманный эксперимент.

Но все в порядке, друзья подобрались правильные и молчат, как партизаны на допросе. Более того, они начинают тайную упорную работу над превращением в анимагов, дабы облегчить Ремусу жизнь. Ибо «оставаясь людьми, они не могли составить мне компанию, но зато в виде животных это было возможно. Оборотни опасны только для людей

». Превосходно, должно быть, радуется Директор, это действительно великолепная идея! Ну, пусть чуточку и опасная… «потому что любая ошибка при превращении в животных может привести к ужасным последствиям»… но когда это Директор боялся разрешать ученикам проявлять инициативу на трудном пути формирования сильных, зрелых, самостоятельных личностей?

Авторы сильно подозревают, что он не просто знал и не просто разрешал, но еще и помогал потихоньку — примерно как Гермионе с хроноворотом. Может быть, осторожно подсовывал нужную литературу. Или проводил нечаянные беседы о. Или приглашал ну совершенно случайно знающих нечто полезное специалистов… Короче, должен же был Дамблдор на ком-то отрабатывать те приемы, которые потом с таким искусством использует в работе с Гарри.

В противном случае вряд ли могло быть, чтобы всего за три года (13–15 лет) пусть даже и самые умные, но все-таки еще зеленые ученики Хогвартса научились «по собственному желанию превращаться в определенное животное».

Отметим на полях, что Директор, помимо искренней радости за Ремуса (наконец-то мальчик счастлив…) и трех анимагов (какие орлы растут, а?), наверняка получил большое удовольствие, тайно показав фигу министерству, которое «столь тщательно следит за анимагами». Но это так, приятная мелочь.