Большая игра (СИ)

К тому же именно Николай стал тем, кто пусть и невольно, но разрушил мои мечты. Это он попросил меня остаться в Хиве на четыре месяца. Вернись я в Петербург в августе, и еще неизвестно, как бы все в итоге сложилось. Так что друга я до конца не простил, хотя он ничего в тот момент не знал, и зла мне не желал. Просто так получилось.

— Ты поедешь в Константинополь военным советником и пробудешь там, пока слухи не улягутся и вся эта ситуация не забудется. Тем более, скоро война, твои навыки разведчика окажутся в Турции к месту. Согласен, Михаил?

— Согласен, — я лишь пожал плечами. Турция, так Турция. Это не наказание, а так, баловство.

На следующий день я выслушал короткий и энергичный инструктаж генерала Обручева о том, чем мне надлежит заниматься в Османской Империи. Через сутки я уже сел на поезд и отправился в Москву, оставляя в столице Катю Крицкую и частичку своего сердца. Тогда мне казалась, что этой ране никогда не суждено зажить до конца.

Жаль, но мне так и не удалось встретиться с Пашино, Менделеевым, Пржевальским и еще рядом лиц, которых я очень хотел увидеться. А еще мне совсем неожиданно захотелось попасть на прием к Иоанну Кронштадтскому, которого впоследствии причислят к лику святых. Я бы с огромным уважением выслушал его соображения касающиеся Бога и судьбы.

Москва, неделя в родной усадьбе и вновь поезд, на сей раз до Одессы, по железной дороге, которую построили по нашей с цесаревичем инициативе.

Покинь меня, мой юный друг,

Твой взор, твой голос мне опасен:

Я испытал любви недуг,

И знаю я, как он ужасен…

Но что, безумный, я сказал?

К чему укоры и упреки?

Уж я твой узник, друг жестокий,

Твой взор меня очаровал.

Я увлечен своей судьбою,

Я сам к погибели бегу:

Боюся встретиться с тобою,

А не встречаться не могу.

Так писал Кондратий Рылеев. В его стихах я неожиданно нашел успокоение, хотя раньше они казались мне сентиментальной чушью.

В Одессу я приехал в начале марта. Градоначальником города служил тайный советник Николай Иванович Бухарин. В его богато обставленной приемной, с лепниной на потоке и пальмах в кадушках, я дождался, когда он соизволит меня принять, после чего передал ему личное письмо от цесаревича Николая. Не знаю, что там было, но Романов явно решил повысить мой статус, доверив подобное поручение.

— Присаживайтесь, Михаил Сергеевич, — невысокий и «кругленький» тайный советник неожиданно разнервничался, словно я доставил приказ об его аресте. — Что ж вы сразу не сказали, что привезли письмо от самого Николая Александровича?

— Так вышло, ваше превосходительство, — я осмотрел градоправителя. Что, неужели казенные деньги ворует? Или просто опешил от неожиданности?

Николай Иванович сразу же сломал сургучную печать с двуглавым орлом, вскрыл письмо, прочитал его и мигом успокоился.

— Так-с, приказ мне ясен. Чем я могу быть вам полезен, господин подполковник?

— Собственно, ничем. По приказу Военного Министерства я направляюсь в Константинополь. А в вашем прекрасном городе задержусь на день или два, дожидаясь парохода.

— Превосходно. Тогда я вас больше не задерживаю, если что, обращайтесь по любому поводу.

С тайным советником мы расстались и я поселился в гостинице «Петербургская» на Приморском бульваре, рядом с памятником дюку де Ришельё.

Гостиницу недавно перестроили, добавив балконы, из которых открывался вид на Черное море. Номера оборудовали ваннами и душами, прислуга говорила на четырех языках и спешила выполнить практически любое желание. Обед из пяти блюд с вином здесь стоил один рубль пятьдесят копеек, а сытный завтрак с кофе втрое дешевле.

Несмотря на раннюю весну, Одесса выглядела прекрасно. Удивительно свежий воздух, пахнущий солью и водорослями, ласковое солнце, теплая погода… Контраст со слякотным и болезненным Петербургом казался ошеломительным.

По проспектам и улицам безостановочно двигались богатые кареты, коляски, кабриолеты, верховые возы с товарами, разносчики, почтальоны и разнородные толпы гуляющих. Движение затихало лишь после полуночи, чтобы вновь начаться ранним утром.

В порту стояли на якорях многочисленные суда. На ветру колыхались флаги Англии, Франции, Германии, Австро-Венгрии, Турции и Америки. Больше всего меня удивила шхуна под красным кругом на белом полотнище, символизирующим восходящее солнце. Япония же вроде придерживается политики изоляции, или я что-то путаю?

В городе я провел два дня, осматривая проспекты, особняки и магазины. Принадлежавший Русскому обществу пароходства и торговли пароход «Колхида» принял в трюмы груз угля и провизии, подготовившись к плаванью. Судно непрерывно курсировало по маршруту Одесса — Константинополь — Марсель.

Архип Снегирев, мой постоянный спутник, занес багаж в каюту и через три часа мы с ним отправились в Турцию.

Глава 17

Пароход «Колхида» считался комфортабельным, но не слишком быстроходным. До Константинополя он плыл трое суток.

На пароходе вместе со мной оказалась семья Юсуповых — князь Николай Борисович, его супруга и трое детишек. Они являлись одним из самых богатых родов России и плыли во Францию, «дабы поправить здоровье».