Большая история. С чего все начиналось и что будет дальше

Мы относимся к отряду млекопитающих под названием «приматы», в который входят лемуры, обезьяны и человекообразные обезьяны. С родственниками-приматами у нас много общего. Первые из них почти наверняка жили на деревьях, а детеныши человека (и я сам не был исключением) лазают по деревьям с удовольствием, и очень неплохо. Для этого необходимы руки или ноги с пальцами, которые могли бы хватать. Если вы собираетесь прыгать с ветки на ветку, неплохо бы обзавестись объемным зрением, чтобы оценивать расстояния. Для этого требуются два глаза на передней части лица, чтобы линии взгляда у них пересекались (не пытайтесь перескочить с ветки на ветку, закрыв один глаз). Поэтому у всех приматов руки и ноги могут хватать, а лица плоские и глаза на них спереди.

Приматы исключительно мозговиты. Размер их мозга относительно размеров тела необычно велик, а его внешний слой, неокортекс, огромен. У большинства млекопитающих кора составляет от 10 до 40 % мозга. У приматов этот показатель более 50 %, а у человека целых 80 %[125]. У нас исключительно много кортикальных[126]

нейронов – около 15 млрд, в два с лишним раза больше, чем у шимпанзе (у которых их около 6 млрд)[127]. У китов и слонов, которые в списке обладателей самого большого количества кортикальных нейронов идут сразу за человеком, их около 10 млрд, но относительно размеров тела их мозг меньше, чем у шимпанзе. Благодаря большому мозгу приматы – настоящие мастера в получении, хранении и использовании информации об окружающем мире.

Почему у приматов такой крупный мозг? Казалось бы, это понятно: разве не очевидно, что мозг – это хорошо? На самом деле необязательно, ведь он съедает много энергии – порой в 20 раз больше, чем то же количество мышечной ткани. У человека этот орган потребляет 16 % доступной энергии, притом что составляет лишь 2 % от массы тела. Вот почему, выбирая между силой и умом, эволюция обычно склонялась в пользу мускулов. По той же причине видов с большим мозгом так мало. Некоторые животные относятся к этому органу пренебрежительно, как к расходному материалу, излишеству. Существует вид морских улиток, у детенышей которых есть миниатюрный мозг. Он помогает им путешествовать по морям в поисках насеста, где можно будет питаться, фильтруя воду. Но, найдя себе место, улитка теряет потребность в таком дорогом в обхождении приборе, поэтому… съедает свой мозг (злые языки говорят, что тут есть что-то общее с университетским преподавателем, дослужившимся до бессрочного контракта[128]).

Тем не менее, похоже, мозг приматов себя окупает. Он нужен, чтобы управлять их ловкими руками и ногами и чтобы виды с высокоразвитым зрением могли обрабатывать изображения (что это там, через три дерева, не спелая ли слива?), – у мозга, прямо как у компьютера, на это уходит вся мощность. Что еще важнее, приматы общительны, потому что, живя скученно, они обеспечивают себе защиту и поддержку. На открытой просматриваемой территории, такой как пастбища и леса, что раскинулись в остывающем после PETM мире, оказалось лучше жить большими группами. Чтобы успешно сосуществовать с другими членами своего вида, нужно быть в курсе постоянно изменяющихся отношений в семье, между друзьями и врагами. Кто вырвался вперед, а кто отстал? Кто друг, а кто нет? Кто должен мне, а кому задолжал я? Сложность этих вычислительных задач с ростом группы увеличивается по экспоненте. Если вас всего четверо, вы, наверно, справитесь. А если 50 или 100, расчеты становятся гораздо сложнее.

Чтобы жить в группе, нужно также понимать, что происходит в мозге других ее членов. Возможно, способность интуитивно улавливать мысли и чувства окружающих была важным шагом к развитию сознания – высокой степени осознанности в отношении того, что происходит в нашем собственном уме[129]. Внимательное наблюдение за обществами приматов показывает, что, если в ходе общения вы ошибаетесь в социальных расчетах, вероятнее всего, вы будете хуже питаться, вас будут меньше защищать, чаще бить и ваши шансы быть здоровым и иметь здоровых детей снизятся[130]. Таким образом, способность к общению, сотрудничество и мыслительные способности, по-видимому, в истории приматов развивались вместе. На самом деле, похоже, у приматов действительно существует грубая корреляция между численностью группы и размером мозга. Очевидно, многие их популяции были готовы заплатить энтропии еще один налог, налог на мозг, чтобы та позволила им жить более крупными группами.