Большая ничья. СССР от Победы до распада

Зиновьев отмечал неразрывную связь позитивных и негативных сторон коммунизма. Так, отсутствие безработицы и гарантия на труд одновременно означали «закрепление» людей; уклоняющиеся от работы рассматривались властью как преступники, тунеядцы. Бесплатное образование, медицинское обслуживание и жилье порождали в людях социальное иждивенчество. Отсутствие у людей стимулов и заинтересованности в результатах своего труда определяло более низкую, в сравнении с Западом, производительность труда и, соответственно, более низкий уровень жизни. К середине 50-х гг., заключает ученый, исторический сталинизм как «определенная совокупность принципов организации деловой жизни страны, принципов управления и поддержания порядка и принципов идеологической обработки населения» исчерпал себя.

Работа миллионов «винтиков»

Некоторые зарубежные историки считали, что в своем развитии Советское государство прошло несколько важных этапов. Решающие изменения произошли в 30-е гг., когда «класс государственных служащих», численность которого к этому времени многократно возросла, оказался основным претендентом на власть в государстве. Поскольку государство стало «хребтом советского социализма», а чиновничество — «ядром» нового общества, сталинский политический режим переориентировался с рабочего класса на чиновников: врагов стали искать всюду, в т. ч. «среди своих». Пролетарское происхождение и членство в Коммунистической партии перестало играть роль охранной грамоты и спасать от репрессий. Сталин испытывал зависимость от государственной бюрократии, но не доверял ей. Его террор, развязанный в 30-е гг. против всех слоев бюрократии, — радикальное средство борьбы против претензий «нового класса» на абсолютную власть в стране^{162}.

Историки указывали на ряд внутренних противоречий, присущих сталинскому государству. Росла личная власть диктатора, но одновременно шло разбухание аппарата, который становился неуправляемым, неэффективным, пытался все контролировать и увязал в сотнях мелких дел. Для общего руководства страной требовалась централизация, но она вызывала невиданный рост аппарата на местах. Управление все более специализировалось, возникало множество новых управленческих структур, имеющих свои узковедомственные интересы. Столкновения между ними нередко приводили к парализации работы аппарата. Главное противоречие заключалось между произволом диктатора, непредсказуемым для бюрократии, и невозможностью создавать и поддерживать бюрократическую систему, чьи правила постоянно нарушались по малейшему сталинскому произволу. Видимо, поэтому Хрущев неоднократно говорил, выражая общее мнение советской элиты, что при Сталине никто не чувствовал себя в безопасности, даже члены Политбюро^{163}.

Укрепляя государство, Сталин вел непрерывную борьбу с разбуханием бюрократического аппарата. Так, в 1947 г. сокращения затронули 778 тыс. человек из союзных и союзно-республиканских министерств и ведомств, в 1948 г. — еще 441 тыс. человек. Одновременно пересматривались штаты управленческого аппарата организаций республиканского и местного подчинения. Однако, вопреки этим мерам, за 1940–1950 гг. общая численность штатов центрального аппарата министерств и ведомств СССР (без силовых министерств — МВС, МВД и МГБ) выросла с 87 до 101,5 тыс. человек^{164}

.

Особым свойством советской системы, отмечают историки, было то, что любое начинание в разных областях жизни страны сопровождалось (а часто только этим и ограничивалось) непременным ростом бюрократического аппарата. Так было в годы «культурной революции», когда особенно быстрыми темпами рос административный персонал социально-культурных учреждений, и в годы сплошной коллективизации, когда руководящий персонал на селе вырос почти в пять раз по сравнению с годами НЭПа. Так было и после войны, когда в ходе восстановления народного хозяйства происходил рост числа предприятий и Государственная штатная комиссия только за два года утвердила штаты административно-управленческих работников почти для 40 тыс. новых предприятий и организаций.

К концу жизни кремлевский диктатор окончательно уверовал в необходимость создания идеальной государственной машины, с помощью которой стало бы возможным регулировать все природные и общественные процессы, включая экономику. Об этом свидетельствуют его рабочие записи послевоенных лет, речи, доклады и иные сочинения. «В области политического строительства, — писал Сталин в 1947 г., напутствуя академиков, которым поручил подготовить проект новой программы партии, — сохранить и усилить Советское государство с его армией, с его органами разведки и администрации, пока существует капиталистическое окружение»^{165}.