Большая ничья. СССР от Победы до распада

Следующий этап социалистического строительства в СССР, потребовавший изменения прежнего политического курса, — индустриализация и коллективизация. Последняя, вопреки распространенному ныне среди историков мнению, не рассматривалась советскими вождями как реформа. «Если конфискация земли у помещиков была первым шагом Октябрьской революции в деревне, — гласила резолюция XVI съезда ВКП(б), — то переход к колхозам является вторым и притом решающим шагом, который определяет важнейший этап в деле построения фундамента социалистического общества в СССР»^{201}

. В «Истории ВКП(б). Краткий курс» эта сталинская оценка не только повторена, но и расширена. Ликвидация кулачества как класса признавалась в этом учебнике равнозначной «по своим последствиям» Октябрьской революции. Своеобразие и отличие этой новой революции, по мнению авторов «Краткого курса», состояло в том, что «она была произведена сверху, по инициативе государственной власти, при прямой поддержке снизу со стороны миллионных масс крестьян, боровшихся против кулацкой кабалы, за свободную колхозную жизнь»^{202}

. Однако в рамках этой второй революции в качестве «передышки» для подготовки к очередному революционному переходу, как считал Сталин, проводилась политика реформ. Именно в этих выражениях он оценивал отмену карточной системы на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) в 1934 г.: «В чем смысл всей политики отмены карточной системы? — Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяйство… вовсю развернуть товарооборот. Вот основной смысл предпринимаемой нами реформы»^{203}. Итак, по Сталину, реформа возможна только в русле прежнего революционного курса как «подпорка» для укрепления базовых основ нового советского строя. Такой подход, как видим, был вполне в духе ленинских установок.

По своему мировоззрению, связанному с соответствующим воспитанием, образованием, убеждениями и деятельностью, Хрущев так же, как его предшественники, верил в «неумолимое развитие общества на пути к справедливой общественно-экономической формации»^{204}. Иными словами, несмотря на свою борьбу со сталинизмом, он верил в коммунизм, т. е. в окончательный успех непрекращающейся ни на миг деятельности Коммунистической партии Советского Союза по революционному

переустройству не только советского общества, но и всего мира. Сам Хрущев считал себя в первую очередь революционером, а не реформатором, о чем свидетельствует весьма примечательный факт. В июле 1960 г. на встрече с представителями советской интеллигенции Хрущев дал следующую оценку своей послесталинской политике: «Мы не только раскритиковали недостатки прошлого, но и провели такую перестройку (курсив наш. — В. П.), которую без преувеличения можно назвать революционной

(курсив наш. — В. П.) в деле управления и руководства всеми областями хозяйственного и культурного строительства»^{205}. Хотя, как и его предшественники, Хрущев избегал употреблять в своем политическом лексиконе слово «реформы», однако в отношении партийных оппонентов его политическому курсу он неоднократно применял выражения «консервативные люди», «талмудисты и начетчики», «ревизионисты», «догматики и консерваторы». Себя же Хрущев относил к тем, кто выступал на стороне нового в борьбе со старым, «в борьбе сил, выступающих за торжество коммунистических принципов, против извращения этих принципов».

В его представлении, он занимался «расчисткой пути от завалов», убирал все «отмершее и ненужное», доставшееся ему в наследство от Сталина и мешающее «историческому движению к коммунизму». В то же время, по его собственному признанию, у высшего руководства имелись «опасения», что оно может не справиться с перестроечными процессами и направлять изменения «по такому руслу, чтобы оно оставалось советским». Поэтому приходилось сдерживать рост общественных настроений, «неугодных с точки зрения руководства»^{206}.

Наиболее ярые оппоненты хрущевской политики — В.М. Молотов и Л.М. Каганович — приписывали Хрущеву инициативу в строительстве «потребительского социализма», ставку на обывателя и «мещанина», а хрущевскую реорганизацию государственного аппарата хотя и называли вслед за Хрущевым реформой, но считали, что на практике она обернулась «троцкистским перетряхиванием кадров министерств и местных органов» и принесла «вред народному хозяйству»^{207}.