Некоторые современные российские историки при характеристике этого периода основное внимание уделяли оценке внутренней политики партии, квалифицируя ее как «консервативную». Сюда они относили контрреформы в области партийного и советского строительства (объединение промышленных и сельских областных, краевых парторганизаций и советских органов), ликвидацию совнархозов и восстановление отраслевых министерств, частичную реабилитацию Сталина, политику стабильности кадров, которая обернулась на практике торжеством геронтократии, неприятие реформ в области экономики. По их мнению, централизация и бюрократизация управленческого аппарата, его быстрое разбухание стали следствием отказа советского руководства от экономических методов управления{295}
.Известный биограф советских вождей Д.А. Волкогонов полагал, что брежневский курс представлял «некий “новый” путь: между реформизмом Хрущева и диктатурой Сталина», который сложился, с одной стороны, как результат нежелания общества возвращаться к ужасам большевистской диктатуры, с другой — как попытка властей использовать социальную инерцию движения хрущевского периода, «ничего кардинально не меняя и не реформируя». Выбор брежневским руководством консервативной политической линии определялся, по мнению историка, объективными факторами: конфликтом между обществом и властью, не желающей возвращаться к старому и не имеющей достаточно сил, чтобы продолжать курс реформ. Таким образом, брежневизм, согласно Волкогонову, — исторически закономерный этап в жизни советского общества. Состояние стабильности советского общества было, по мнению Волкогонова, результатом определенных исторических условий, в которых находился Советский Союз в эти годы. Важнейший фактор — достижение военно-стратегического паритета с США, заключение в 1972 г. договора между двумя странами об ограничении системы противоракетной обороны и подписание в 1973 г. документа о предотвращении ядерной войны между СССР и США. Оборотной стороной этого равновесия, достигнутого в ходе непрекращающейся гонки вооружений, стало истощение советской экономики. При общей стагнации системы резко «прибавил» только военно-промышленный комплекс, усилились многие виды Вооруженных Сил и окреп КГБ. Второй важнейший фактор застоя — кризис бюрократической системы управления. Он заключался в том, что руководство партии и государства «не хотело замечать» отрицательных явлений в жизни советского общества, главной заботой «верхов» в этот период стало сохранение «обстановки полного единодушия» в собственной среде. Именно этими словами, указывал Волкогонов, заканчивались все партийные форумы страны — от заседаний Политбюро и Секретариата до съездов и пленумов партии{296}
.Основная идея, которую выдвигали и отстаивали Р.А. Медведев, А.Е. Бовин, Ф.М. Бурлацкий и их сторонники, — доказать, что советская социалистическая система подлежала реформированию и (если бы был продолжен курс хрущевских реформ) страна могла преодолеть тот системный кризис, в котором она оказалась главным образом по причине низкой компетентности брежневского руководства. В качестве основной причины смены курса, как правило, называли внешнеполитический фактор, когда «пражская весна» 1968 г. показала, что экономическое оживление и рост благосостояния далеко не гарантировали политической стабильности в обществе, а нередко на их базе возникали требования политических перемен, несовместимые со строительством социализма. Поэтому «пражская весна» рассматривалась Брежневым и его окружением как «атака на партию и на само дело социализма в Чехословакии», которое следовало защищать с помощью военной силы. Не найдя адекватного ответа на этот вызов времени, Брежнев и его окружение решили перейти к полной консервации системы. Такова в своей основе логическая канва большинства исследований по брежневской эпохе.
Отметим еще одну особенность работ вышеназванных авторов. Многие из них написаны активными участниками событий того времени, когда роль многочисленных «советников» вождя в решении важных политических вопросов многократно повысилась — отсюда желание мемуаристов представить свои действия в выгодном свете. Поэтому свои неудачи на посту «советников» они, как правило, связывали с тоталитарным сталинским наследием, наиболее полно сохранившимся в советской политической системе и ее институтах.