Читаем Большая Охота. Разгром УПА полностью

Все выпили, инцидент был исчерпан. И все же на душе моей было неспокойно: а вдруг кто-нибудь из селян пожалуется. Конечно же, накажут меня, а не заслуженных полковников. Больше всего меня поразила позиция полковника Стехова. В голове колотилась только одна мысль: «Это же его инициатива проведения жесткой акции. Почему он отказался от своих слов. «Тоже мне яйца – курица», – мелькнули в памяти кем-то сказанные слова. Я уже не видел в Стехове своего кумира, и от этой мысли было неприятно и обидно. Нет, во мне не рушились идеалы чекистско-войсковой дружбы и товарищества. Заложенная с юности военная косточка и военная корпоративность остались во мне навсегда, но что-то неприятно смутило душу. Последующие события вытеснили из памяти этот эпизод. Я старался не думать о случившемся тогда, пытался вообще все это забыть. Но нет-нет, да и всплывет в памяти случай с полковником Стеховым – легендарным чекистом, партизаном, разведчиком…

В мое отсутствие операцию начали в восемь утра, с рассветом. День был пасмурный, с утра шел снег с дождем. Сожгли старую клуню, но это вызвало нужную реакцию. Селяне при обысках добровольно сдали три старые винтовки немецкого образца без затворов и патронов к ним. Понятно, почему без затворов и патронов – за такое непригодное оружие-железку не привлекают…

Ранним утром следующего дня по сигналу ракеты дивизион плотно блокировал хутор всего-то в двадцать одну постройку, включая семь жилых домов. В радиусе километра обшарили все подозрительные на наличие бункера места. Как известно, убежища подобного рода строятся в определенных местах, чтобы и отток грунтовых вод был. Место должно быть сухое, иметь небольшой уклон, почва должна быть определенной, ну и т. д. и т.п. Специалисту все это понятно. Искали тщательно и долго. Нашли. Бункер действительно был свежей постройки, не больше года. Зимовали в нем, наверное, один раз. Рассчитан на четверых, от силы на пятерых. Были в нем и свежие запасы продуктов, но явно не полностью на зиму заготовленные. Ящик с салом килограммов на десять. Мешок сухарей, крупа. Но не было основного – ни лампы керосиновой, ни керосина, ни свечей. Создавалось впечатление, что бункер на сей раз не был готов к приему жильцов. Он служил, наверное, промежуточной заготовительной базой. Судя по хранившимся в нем продуктам, нарам-лежакам и стенам, в нем не было людей минимум две-три недели. Неужели Игорь и на этот раз обманул чекистов?

За месяц до этой операции на основании сведений, поступивших от надежных источников, был перекрыт почти весь Николаевский и часть Жидачевского районов Дрогобычской области. Агентура сообщала, что Игорь со своей группой будет ночью (указывалось число) переходить в приблизительно известных агентуре местах из одного района своей дислокации в другой. На расстоянии 100 – 150 метров друг от друга рассредоточились группы по четыре-пять человек с собакой общей протяженностью до пятнадцати километров. Тогда удалось обнаружить Игоря с боевиками на болотистой местности уже на рассвете. В том районе в полосе до 500 метров была только одна собака. Ракетчик дал неудачно сигнал – первая ракета почему-то быстро погасла, пущенная после этого вторая только ослепила людей. Замелькали на болоте тени, ударили автоматы. Спустили собаку, которая вскоре вернулась, не взяла след. А может быть, и не было людей на болоте? И была ли там вообще банда? Видели одни прыгающие тени под светом ракеты. Огнем боевики Игоря, если это были они, не отвечали. Передали по рации, чтобы перекрыли болото с другой стороны. Вроде бы успели на машинах перебросить солдат с собаками. Но ничего не нашли. Ни людей, ни следов. Как позже выяснилось, переходил все-таки Игорь со своими людьми этот район. Перехитрил чекистов. Ответный огонь не открывал, себя не обнаружил и ушел по болоту быстрее, чем успели посланные на перехват солдаты. Мне запомнилась эта грандиозная засада моросящим холодным дождем, промокшим от болотистой земли и мокрой травы нижним бельем. Плащ-палатка не спасала. И согревающим замерзающее тело был только горячий бок лежавшего рядом с бойцами громадного пограничного пса – овчарки. Замерзнув окончательно, я тогда молча отпихнул прильнувшего к собаке солдата-ракетчика и на правах офицера занял это самое комфортное в тех условиях место. Дрессированный пес лежал между людьми и не издавал ни звука, только тело его иногда пружинилось мускулами, передавая это напряжение проводнику, призывая к вниманию, когда он улавливал в ночи настораживающие его собачий слух звуки. Эти прошедшие специальную дрессировку собаки были натренированы на преследование и захват человека. Работая тогда со спецвойсками и пограничниками, я спросил как-то проводника, как же эти собаки отличают своих от чужих. Солдат со знанием дела ответил, что, конечно же, по запаху.

– От своих казармой, нашим обмундированием, каптеркой и оружием, махоркой, солдатским табаком пахнет, а от чужих, бандитов другой запах идет, землей пахнет, бункером, сельской хатой летом, – пояснил мне невысокий солдат-крепыш с Урала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное