Большая перемена

Когда я, забрав из учительской свой портфель, пришёл в класс, Нелли уже была одна. Одна-одинёшенька за своей партой, точно васнецовская Алёнушка. Не было только водоёма с подлой водой и заколдованного братца Иванушки. Меня она встретила насторожённым взглядом. Я поставил портфель на стол и прошёлся по классу. Потом, остановившись перед ученицей, спросил, будто заметив её только теперь:

— Вы Леднёва?

— Нестор Петрович, почему вы спрашиваете? Вы же знаете сами, — удивилась Нелли.

— Отвечайте: вы Леднёва или некто, забрели сюда с улицы? — повторил я резко.

— Леднёва, кто же ещё, — растерянно подтвердила стопроцентная Нелли Леднёва.

— Значит, это ваш отец — тёмный неуч с образованием в четыре класса? А может, и три.

— Неправда! У него восемь классов! — возразила Нелли с обидой за папашу. — А сейчас он учится в девятом! Между прочим, у вас.

— Знаю и удивляюсь. Зачем ему это нужно? В его-то годы? Он что, такой тщеславный?

— Папа не тщеславный. Он наоборот!

— Или его снедает какая-то корысть? — продолжал я, словно не слушая её. — Может, он полагает, будто аттестат зрелости принесёт ему деньги? Кучу бабок, как выражается нынешняя молодёжь.

— Уж чего-чего, а деньги для него тьфу! — презрительно фыркнула Нелли. — Он не Петька Тимохин.

Да, есть у меня в классе ученик Пётр Тимохин, расчётливый парень, он вечно что-то покупал-продавал, обменивал что-то на что-то. И ничего не давал даром.

— А при чём здесь Тимохин?

— Петька говорит: если бы у него были две жизни, он бы получал две зарплаты. А папа другой. Просто ему хочется знать как можно больше. Он и журналы всякие листает. И смотрит телевизор. «Клуб путешествий» и многое другое.

— Ну и сидел бы перед телевизором. Листал журналы.

— Что вы, Нестор Петрович, что вы?! Ему этого мало. Я взяла и ему загородила дверь, не пустила в класс, сказала: «Только через мой труп» — так он залез в школу по пожарной лестнице. Правда, его подбил Ганжа: «Семёныч, не ищи в науку лёгких путей!» Но залез-то он сам! Не молоденький, и у него радикулит. Он же водила, в грузовике дует со всех сторон.

— Тогда почему он не вылезает из двоек, если так охоч до наук? — спросил я уже всерьёз, покончив с игрой.

— Думаете, они ему даются легко? Как бы не так! Сами же сказали про возраст. А склероз? Вы бы забрались по лестнице с радикулитом? А он полез.

— Значит, Леднёва, вашим отцом можно гордиться? — спросил я, глядя ей в глаза.

— Ещё как! У меня вот такой папа! — похвасталась Нелли, выставив для наглядности большой (действительно крупный) палец.

Я загнал её в ловушку, но она не догадывалась об этом, ну, о расставленном мной капкане, и потому смело встретила мой испытующий взгляд. Голубые её глаза были чисты и ясны и широко раскрыты мне навстречу. Смотри в них — я не боюсь!

— Тогда какого Мефистофеля! (Не чертыхаться же при своей ученице, вот я и выразился литературно.) Какого Мефистофеля вы себе позволяете это?! Выживать из школы такого отца! К тому же с шумом и скандалом! И не возражайте! На лестницу-то его загнали вы! Не я, не Ганжа, а вы, любимая дочь! — заорал я на ученицу.

Она остолбенела — видимо, эта несуразица теперь стала для неё очевидной. Как бы её ослепила, молотком оглушила по темени.

Я взглянул на часы и произнёс самым будничным тоном:

— Уже поздно. Пора по домам.

Нелли понуро тащилась за мной по пустынному гулкому коридору, спускалась следом по лестнице, тяжко вздыхала и что-то бормотала себе под нос.

Мы вышли на улицу. Здесь было холодно, неуютно. Над нами низко, едва не касаясь городских крыш, стремительно мчались чёрные косматые тучи, чем-то похожие на призрачные полчища гуннов. Улица казалась зловещей, за каждым деревом, за каждым столбом мне мерещились угрюмые тени. Бр-рр!

— Не бойтесь, Леднёва. Я вас провожу, — сказал я с отвагой.

— Что вы, Нестор Петрович! Я дойду одна! А вам завтра рано вставать. Ходить по наши души, — отказалась Нелли.

— Нет, Леднёва, иначе я не засну. Буду волноваться: дошли вы или с вами приключилась беда какая. Мало ли кто встретится по дороге.

— Да вы за меня не бойтесь. Я за себя постою, вмажу сама. Вот так! — И она показала наглядно, как поступит со злодеем, — врезала мне кулаком по скуле.

Я еле устоял на ногах. И вспомнил, как шёл недавно по улице, — на проезжей части, на тротуаре стелили новый асфальт, я, осторожно ступая по мягкому, ещё вязкому ковру, переходил на противоположную сторону, и тут меня остановил звонкий девичий голос: «Нестор Петрович!» Из кабины громадного катка мне приветливо улыбалась она, Нелли, махала ладонью в грубой рукавице. Такая же могучая, как и её машина.

— Ну и рука у вас, Леднёва, — сказал я, потирая скулу.

— Нестор Петрович, я тихонечко. Показала, чтобы вы за меня не переживали… Очень больно? — Она проткнула руку и бережно провела по моей щеке. — Давайте, я это место поцелую, и всё пройдёт. Так всегда делала моя мама. — Леднёва потянулась ко мне губами.

— Не надо, Леднёва! Вы меня убедили! Теперь я за вас спокоен, — поспешно заверил я, отшатываясь от доброжелательной ученицы. Не приведи господь, увидит кто-то из школы, попробуй потом объясни.