Большая земля

Справившись с привязными ремнями, Степан аккуратно потормошил пилота за плечо. Потормошил – и, всмотревшись в остановившиеся глаза, отвел взгляд. Опустив погибшему веки, морпех прикрыл его лицо летным шлемом и расстегнул куртку, забирая из нагрудного кармана документы. Мельком осмотрел ранения – вся правая часть гимнастерки обильно пропиталась кровью; левый рукав, начиная чуть пониже подмышки, – тоже. С ума сойти, да как он с такими ранами вообще сумел посадить самолет?! В него же две пули попало, одна в руку, вторая в грудь! Да еще и разговор сколько времени поддерживал – как теперь понимал Алексеев, исключительно для того, чтобы не отрубиться, не потерять сознание. С ума сойти, вот это сила воли у мужика… была… Что ж, спасибо тебе, Толик, ты сделал все что мог, и даже больше, спасибо… А родным твоим я обязательно напишу – если, конечно, сам в живых останусь…

Еще с полминуты бессмысленно поглядев сквозь запорошенное скопившимся на дне долины-равнины-седловины слежавшимся снегом остекление, старший лейтенант подобрал пилотскую планшетку и решительно поднялся на ноги. Все, хватит время терять – пора выбираться из разгромленной кабины. Вот только еще одну последнюю просьбу выполнит…

Пока возился с телами погибших пилотов, забирая из карманов документы и личные вещи, в заклинившую дверь начали долбить чем-то тяжелым, как бы даже не прикладом пистолета-пулемета. Происходящее старлея откровенно порадовало – значит, не он один уцелел. Минут пять возились, совместными усилиями вскрывая заартачившуюся створку, после чего Степан, наконец, перебрался в грузовой отсек.

Оглядев который, мысленно только присвистнул, лишь сейчас осознав, что означает термин «жесткая посадка». Или все же правильнее называть произошедшее «крушением»? Расположенные вдоль бортов откидные сиденья – эта модификация самолета была транспортно-десантной, предназначенной для одновременной перевозки и людей, и грузов, поэтому полноценных кресел, как в довоенных пассажирских моделях, тут не имелось – скособочены, многие сорвались со своих мест. Как подозревал Алексеев – как раз те, на которых и сидели товарищи по несчастью, уж больно потрепанными оные товарищи выглядели. Большая часть иллюминаторов лишилась стекол, а в правом борту зияла метровая пробоина, обрамленная вмятым внутрь дюралем, висящим на покореженных элементах силового набора (вроде бы так все эти шпангоуты с прочими стрингерами-лонжеронами у летунов называются?). То ли сорванным со своего места двигателем долбануло, то ли куском крыла.

– Живой? – мрачно буркнул Шохин, зажимающий кровоточащий лоб какой-то тряпкой. Выглядел контрразведчик так себе, на троечку: лицо перемазано кровью, рукав бушлата надорван, плечевой ремень портупеи лопнул. Рядом с капитаном ГБ стоял, щурясь подбитым глазом, старший сержант Леха Гускин, такой же взъерошенный и донельзя помятый. В руках он сжимал «ППШ» без магазина, наверняка тот самый, что и помог справиться с заклинившей дверью. А вот второй осназовец, сержант Артемьев лежал на полу, с головой накрытый курткой от камуфляжного костюма.

– Живой, как видишь, – не стал спорить морской пехотинец. – С Ильей что? Погиб?

– Погиб, – подтвердил особист, кивнув на пробоину. – Он вон там сидел, с самого края. Как крыло оторвалось и в борт ударило, его в сторону и отбросило. Сразу насмерть. А пилот где, в кабине?

– Угу, в кабине. Навечно. Мы ему по гроб жизни обязаны, если б не Толик, размазало бы нас по земле, на радость фрицам, даже и хоронить нечего было. Ладно, все, времени в обрез. Давайте собираться в темпе вальса, уходить нужно.

– В смысле – уходить? – опешил контрразведчик, переглянувшись с Гускиным. – Дождемся наших, неужели никто не заметил, как самолет падал? Тут тыловых частей полно, скоро приедут, помогут. Вернемся в Геленджик – доложимся.

– В том, что приедут, нисколько не сомневаюсь, – согласился Степан. – Вот только вряд ли наши. Короче, товарищ капитан, разрешите доложить: мы на территории противника. Ориентировочно – километрах в пятнадцати от линии фронта, может, и дальше. Так что касательно того, что наше падение видели – не сомневаюсь. Как и в том, что скоро сюда приедут. Правда, не наши, а кое-кто другой.

– Шутишь, старлей? – изменился в лице Шохин. – Как мы могли к немцам залететь?! Нас же над своей землей подбили?

– Серега! – наплевав на субординацию и на то, что они не одни, рявкнул Алексеев. – Мы – в немецком тылу, нравится тебе это или нет! Мне лично – категорически не нравится, но мое мнение, к сожалению, ничего не изменит! Карта с летным маршрутом у меня есть, сориентируемся. Остальное объясню позже, как подальше отсюда отойдем. Ну?

Несколько секунд особист еще колебался, принимая решение, затем решительно взглянул на старшего сержанта:

– Леха, уходим! Собери оружие, найди наши вещмешки. Давай бегом, слышал же, фашисты могут вот-вот появиться! Выполняй!

Дождавшись, когда осназовец двинется в хвост самолета, как понимал Степан, разыскивать их оружие, которое он же и посоветовал замотать в чехлы, Шохин прошептал: