Большевики

«Та-та-та-та!» — где-то близко во ржи долбил пулемет. Быстрота стрельбы стала отдаваться в сознании Арона каким-то магнитным зовом.

«Да-да-да-да» — в такт пулемету дробила мысль. «Она не любит… она не любит… Да-да-да-да». И вдруг он почувствовал нестерпимую усталость. И мозг и тело — все сразу потребовало покоя и неподвижности — сна. «Я устал, умереть бы», — сказал он себе.

«Нет, нет»! — вдруг встрепенулся весь он. «Надо действовать. Стыдно! Позорно!».

Арон встал во весь рост и пошел по цепи, изредка нагибаясь к бойцам. Наконец, горячка боя захватила его.

Арон стрелял, приказывал, помогал перетаскивать пулеметы; кругом сухо хлопали винтовки, рявкали и рыкали громами недалекие орудия. Дым и пыль, как серой вуалью, покрывали и обе цепи лежащих и стрелявших друг в друга людей, и даль, и голубое небо и солнце.

* * *

Подбежал командир и стал что-то говорить. Он кричал. Лицо его багровело от напряжения. Он казался исступленным. Косил глазами, дергал широким носом и шевелил большими рыжими усами. Бекеша с красной повязкой висела у него на затылке. А ворот грязной летней гимнастерки был расстегнут и обнажал рыжую волосатую грудь.

В промежутке залпы затихли, и Арон, наконец, услышал, что говорил ему командир.

— В атаку надо… Скорее! Разведка донесла. Они по балке уходят в лес. Надо не дать… — Опять загремел воздух от залпов и голос командира перестал быть слышным.

«Атака, так атака, — безвольно решил Арон. — Нужно. Гут».

Арон знаком показал командиру, что он на атаку согласен и выхватил «наган». В секунду затишья командир закричал, бежа вдоль цепи: «Товарищи, белая сволочь отступает. На штыки их. За мною, братцы! Ур-р-ра! За Советскую власть!»

«А-а-а-а!» — прокатился вопль по цепи. Партизаны повскакивали и, стреляя на ходу, побежали вперед кривой, длинной лентой. Арон без фуражки, с револьвером в руке бежал рядом с командиром и тоже кричал. За ним, почти рядом бежали молча Борин, Михеев и Феня. Феня держала в руке браунинг. Ее серое платье было почти совсем разодрано в клочья во время пути по лесу. Оно превратилось в несколько лоскутов. Растрепанные волосы развевались пушистою волною. Глаза горели, искрились. Полураскрытый рот алел.

«Ур-ра»! — кричала цепь стрелков. На бегу стала смыкаться и сомкнулась вплотную стену, ощетиненную штыками.

Противник тем временем тоже стекался к оврагу. От врага выбивали частую дробь целые десятки пулеметов. Но пули ложились то ближе, то дальше наступавших, не попадая в цель. Оробелые пулеметчики больше смотрели на грозную лавину партизан, чем на прицел.

Кто-то возле оврага выбежал вперед, прокричав ура. Два офицера в погонах выбежали за ним, размахивая саблями и вызывая солдат и казаков из оврага. Пять человек последовало за ними, потом еще и еще. Пулеметы у оврага вдруг замолкли. И масса белых ринулась в контратаку.

«Ур-ра!!!» — кричала стена партизанов и бежала, выставив вперед штыки.

«Ура!! Ура!!» — кричала лавина белых, бежавших с ружьями на перевес. Промежуток между врагами все уменьшался и, наконец, закипел кровопролитный штыковой бой.

Вначале враги кололи друг друга штыками, били прикладами. Дробили головы, протыкали животы, груди, шеи… Командир с бешенством ткнул штыком в бок худощавому полковнику. Тот взвыл, схватился обеими руками за штык и упал. Дернул к себе винтовку командир, но она не поддавалась. Глубоко засел штык. Пришлось командиру бросить винтовку и выхватить маузер.

Арон схватил молоденького, хрупкого прапорщика и с страшной силой метнул его на три штыка бежавших на него солдат. Прапорщик безмолвно упал, пронзенный штыками, увлекая за собою винтовки.

— Эй, ребятки, товарищи! Не жалей гадов, — кричал Арон. Но его никто не слушал и не мог слушать. — Эй, не плошай. — Но он даже сам не слышал за шумом своего голоса.

* * *

Стонало поле битвы. Уже большая часть бойцов была убита с обеих сторон. А бой ожесточался. На скользкой, липкой от крови, неровной от тел убитых и раненых траве разъезжались и спотыкались ноги. Винтовки уже были отброшены в сторону, и рукопашный, смертельный бой сменил штыковой. Звериные крики смешались со стоном и воем раненых. «Гиви-ау-ги-ай-ау», в тысячу голосов кричала окрестность. В этом бою побеждал тот, кто был физически сильнее. Вот великан солдат в погонах схватил щуплого красноармейца с большим красным бантом на груди. Быстро перевернул его головою вниз и с каким-то деревянным выражением лица стал не спеша бить его голову о землю. Череп красноармейца треснул и оттуда потекла мозговая каша с кровью. А сзади наскочил Арон, с пеною у рта, с каким-то диким высоким криком. Вскочил на убийцу сзади и впился пальцами в его горло.

— Ага, — кричал Арон. И все сильнее давил горло. — Ага!! — Удушенный солдат, с высунутым языком, с синим напухшим лицом, упал рядом со своей жертвой.

Все теснее становилась бойня и все сильнее резал слух сплошной крик. Он слился в один зудящий воющий звук. Зз-зв-зв-зв-зв.