— Вам уже известно, что и французскому правительству, и большевикам стало известно, что восстание в Индо-Китае инспирировано. Они приписывают его возбуждение английскому военному министерству. Комиссия, назначенная по требованию демократических болтунов, пришедших в азарт по этому поводу, может однако открыть и нашу причастность к нему. Они имеют ввиду допросить того нашего индусского агента, которого мы выдвигали в качестве правителя. Это Санджиб Гупта. Бывший раджа-компрадор Ост банка может проболтаться..
— Нужно избавиться от него… — вставил Крудж.
— Нет… Это мало поможет, потому что комиссия достаточно получит материала в Сайгоне…
— А что же тогда?..
— Нами сделано распоряжение убрать комиссию и захватить те материалы, которые она соберет.
— А если подозрение упадет на нас? Все знают, что это только Ложа может сделать.
— Это будет зависеть от обстановки, при которой погибнет комиссия. Мы решили, что это сделает член Совета Ложи…
— Кто?
— Бурсон…
— Согласен. Дальше… Что за лихорадка началась в Индии? Почему там сразу большевики вылезли везде? Ост Банк неделю назад чуть не лопнул и теперь опять колеблется.
— В Индии главарям националистов удалось прекратить национальную рознь между мусульманами и индусами. Большевики воспользовались этим, — в нескольких местах им удалось учинить бунты и они стали мечтать о всеобщем восстании. Мы приняли через наши организации в Индии необходимые меры и, кроме того, правительство посылает туда эскадру на всякий случай. Вся агитация исходит по-прежнему от коминтерна…
— Вездесущие фанатические бандиты! Нужно кончить с их всемирным гнездом в Москве, и тогда они не будут мешать на каждом шагу в другом месте…
— Об этом я и хотел говорить. Пока они могут опираться на государственные ресурсы мужицкой громадины своих мистификаторских республик, а цивилизованные государства будут терпеть их, до тех пор всей нашей деятельностью мы сможем причинять им только булавочные уколы. Два года уже мы это делаем и за эти два года мы коминтерн не разрушили, а свой авторитет уронили. Надо положить этому конец… Большевистское правительство боится больше всего войны. Но можно устроить так, что большевики, несмотря на всю свою осторожность, сделают первый выстрел и нападут на соседей. Тогда с ними можно кончить…
— Значит вы думаете, что их нужно вызвать на войну?
— Да… или это, или мы вообще с ними ничего не сделаем.
— Как вы себе представляете повод к войне?
— У нас возможность неограниченного влияния в Румынии и Польше. Мы можем создать видимость такой обстановки, когда какое-нибудь из этих государств, во первых, будет казаться изолированным от остальных держав, во-вторых, сделает несколько дерзких выступлений против Советов. Советское правительство вынуждено будет реагировать. Тем временем наши организации, выдавая себя за большевиков, отличатся на выполнении большевистской программы… Объявят, например, национализацию женщин, схватят несколько, по возможности, известных иностранок и натворят скандалов с ними. Этого будет достаточно, чтобы против большевиков выступили все…
— Да, это верно, сказал Крудж. Это обдуманно и сомнений не вызовет.
Оба собеседника замолчали.
Граудин получил момент, чтобы опустить натурограф, достаточно ощупавший кабинет и двух находившихся в нем сообщников капиталистического интернационала и решил бросить взгляд на этих людей.
Он увидел на креслах за одним углом стола аристократического мужчину худощавого и стройного, средних лет, и другого более молодого, более полного с угловатым лицом, неаристократически сильных и резких движений.
— Сэр Уолкинс!.. — определил Граудин личность первого и подумал о втором:
— Денежная прорва — Крудж.
Оба собеседника в сюртуках, крахмале, с кольцами на пальцах сидели, джентльменски бесстрастно глядя друг другу в глаза, джентльменски осмысленно оформляли в голове кровавые перспективы мировых событий и читали один у другого, что у каждого из них на душе.
— Неужели не понимает он, что Америка в этой войне сожрет Англию? — думал Крудж. — Что только для этого и имеет какой бы то ни было смысл тратить золотые запасы американских контор… Он думает быть директором… А хоть бы и так?
— Неужели не понимает он, — думал Уолкинс о Крудже, — что при всемирной директории без меня он со всеми капиталами американских банков очутится перед революцией и вынужден будет искать спасения опять-таки у меня? Пусть попробует…
Но вслух этого ни всемогущий банкир, ни организатор контрреволюции не говорили. Вместо этого Крудж дополнил свою мысль некоторыми сомнениями о войне.
— Конечно, это была бы убийственная для большевиков война, которая возбудила бы против них все европейские государства, несмотря на всеобщее денежное обнищание. При обеспеченном финансировании держав не воевали бы только ангелы. Но, сэр Уолкинс, думаете ли вы, что финансов одного человека, хотя бы и такого, как я, достаточно, чтобы справиться с теми передрягами, какими грозит ваш план? Политика лично мне стоит очень дорого…
Сэр Уолкинс кивнул головой.