Большевизм от Моисея до Ленина

— Я хотел бы знать, — вставил я, — что сказали бы товарищи, если бы им наглядно доказали, что помещики или крупные промышленники с давних времен владеют тайными моральными учениями самого отвратительного вида. Их ярость невозможно было бы себе даже представить. Вот теперь мы знаем! — шумели бы все; с такими принципами эти собаки до смерти должны были терзать нас! Вообще это уже сам по себе низкий характер, который способен был выдумать что-то в этом роде! Всю их породу следовало бы перебить с самого начала! Так они кричали бы как одержимые, и кричали бы справедливо. Но если показать им, что содержится у евреев в их религиозном законе, вовсе не в частном употреблении, самые ужасные указания для ограбления и удушения всех неевреев, то на них это никак не подействует. Либо они оспаривают это, либо, если так уже не получается, они говорят, что большинство евреев уже давно не так религиозны, и их вообще все это никак не интересует. Им не дано понять, что как раз характер еврея и является причиной этих гнусных писаний; для них еврей был и остается человеком чести. Их даже не беспокоит, что еще никто из их еврейских руководителей никогда и словечком не упомянул о предательских намерениях еврейства.

— Вот теперь-то и наступает самое прекрасное, — сказал он. — Все, абсолютно все заметные социальные несправедливости, которые есть на свете, исходят от скрытного влияния еврея. Рабочие, стало быть, стремятся с помощью еврея устранить то, что целенаправленно ввел не кто иной, как еврей. Можно только представить, как быстро поспешит он им на выручку.

— Посмотри на целомудренного Иосифа! — ответил я. — Его влияние на фараона принесло египтянам самое страшное бедствие, от которого они потом думали освободиться с помощью Моисея. Я должен признать: жизнь не лишена некоторого черного юмора.

Глава VIII

— Это именно так, — заметил он, — как ты однажды писал: еврея можно понять только тогда, если знаешь, какова его конечная цель. Через мировое господство — уничтожение мира. Он верит, что должен покорить все человечество, чтобы, как он внушает себе, принести ему рай на Земле. Только он в состоянии сделать это, убеждает он самого себя, и это определенно так и получится. Но уже по средствам, которые он применяет, видно, что втайне его влечет к чему-то совсем другому. В то время как он делает вид, что возвышает человечество, на самом деле он несет ему отчаяние, безумие, гибель. Если его не остановить, он уничтожит человечество. Он настроен на это, к этому его тянет; хотя он и догадывается смутно, что вследствие этого уничтожит вместе с другими людьми и самого себя. Но он не может от этого уйти, он должен сделать это. Это чувство безусловной зависимости его существования от существования его жертвы, как мне кажется, является главной причиной его ненависти. Быть обязанным изо всех своих сил уничтожить кого-то, и одновременно предчувствовать, что это уничтожение безнадежно приведет к своей собственной гибели, вот в чем причина. Если хочешь: это трагедия Люцифера.

На этом месте записи Дитриха Эккарта обрываются. Смерть этого чисто немецкого поэта и борца после его ареста как подозреваемого в связи с событиями 8/9 ноября 1923 года и непосредственно после его освобождения из тюрьмы не позволила ему завершить свое очень важное, ярко свидетельствующее в пользу христианской настроенности национального движения произведение. Все же, мы можем надеяться, что Адольф Гитлер после окончания судебного процесса против него по обвинению в государственной измене окажет любезность и возьмет на себя труд окончить это непосредственно приблизившееся к своему завершению произведение.

Мюнхен, 1 марта 1924 года Издательство Хоенайхен-Ферлаг