Большие деньги

В Вашингтоне она устроилась в доме на Хай-стрит, в небольшой комнате, которая совсем недорого сдавалась в поднаем ее уезжающими куда-то владельцами, демократами. Там довольно часто ей приходилось готовить ужин для Джорджа. Прежде она никогда ничего не готовила, разве что в лагере, но Джордж был большим докой в кулинарии, знал, как готовить итальянские спагетти, мясо с острым чилийским перцем и похлебку из устриц, а также настоящую французскую буайбес, рыбную похлебку с чесноком и пряностями.

Он доставал вино в румынском посольстве, и после продолжительного рабочего дня в офисе они в уютной обстановке устраивали вкусные трапезы вдвоем. Он все время говорил, говорил, о любви, о важности здоровой сексуальной жизни для мужчин и для женщин, причем так убедительно, что в конце концов она ему отдалась. Он был с ней таким нежным, таким ласковым, что иногда ей казалось, уж не влюблена ли она в него на самом деле. Он все знал о контрацептивах и всегда очень мило шутил по этому поводу. Теперь она спала в одной постели с мужчиной, но, если честно говорить, это ничуть не изменило уклада ее привычной жизни, во всяком случае, не настолько, как она ожидала.

На следующий день после инаугурации Уоррена Гардинга[21] в холл небольшого офиса Джорджа на Джи-стрит вошли два молодых человека с нездоровым цветом лица, в бесформенных серых кепках. Один из них был Гас Московски – грязный, уставший, осунувшийся, с запавшими щеками.

– Хелло, мисс Френч! – поздоровался он с ней. – Прошу познакомиться, мой младший брат. Не тот, не штрейкбрехер, другой… Ты, как всегда, отлично выглядишь.

– Ах, Гас! – воскликнула она. – Тебя выпустили!

Он кивнул.

– Был новый суд, дело закрыто… Но должен тебе сказать, что там, в этой холодной каталажке, не так уж и здорово.

Она повела их наверх, в кабинет Джорджа.

– Мистер Берроу непременно захочет получить всю информацию о положении сталелитейщиков из первых рук.

Гас сделал странный жест рукой, словно отталкивая от себя какого-то невидимку.

– Нет, ты ошибаешься, мы же теперь не сталелитейщики, мы обычные бродяги… Твои друзья сенаторы неплохо запродали нас. У любого сукина сына там, в Питтсбурге, есть в руках черный список. Моего старика взяли на работу обратно, но только платят ему сейчас по самым низким расценкам – пятьдесят центов в час, а не один доллар десять центов, как прежде. Да и то работу ему дали только после того, как поп заставил его поцеловать Библию и поклясться, что он никогда больше не вступит в профсоюз… Многие возвращаются на родину. Мы с братом тоже уехали в Балтимор, надеясь наняться там на какой-нибудь пароход, но там столько своих желающих стать матросами, что через эту толпу на пристани и не пробиться. Вот мы и подумали, почему бы не посмотреть на процедуру вступления в должность нового президента, не поглядеть, как выглядят эти жирующие здесь у вас парни.

Мэри пыталась уговорить их взять у нее немного денег, но они, покачав головами, ответили:

– Нам подачки не нужны, мы еще способны работать. Они уже готовы были уйти, когда вошел Джордж.

Кажется, он не очень обрадовался, увидев их, и тут же принялся читать им лекцию о неприятии насилия. Если забастовщики не угрожают насильственными действиями и не позволяют сбивать себя с панталыку кучке большевистских агитаторов, то те люди, которые на самом деле ведут серьезные переговоры по урегулированию конфликта, наверняка сумеют добиться для них более выгодных условий.

– Не собираюсь спорить с вами, мистер Берроу. По-вашему и отец Казински был красным, и Фэнни Селлерс проломила череп полицейскому. И после всего этого вы еще утверждаете, что стоите на стороне рабочего класса!

– К тому же, Джордж, – подхватила Мэри, – даже сенатский комитет был вынужден признать, что насилие было проявлено со стороны депутатов штата и полицейских… Да я и сама все видела, если хочешь.

– Само собой, юноши… я знаю, против чего вы выступаете, и не отстаиваю интересов индустриального треста… Но, пойми, Мэри, я хочу донести до сознания этих ребят только одно – когда происходит нечто подобное, то сам рабочий становится своим злейшим врагом.

– Рабочего человека постоянно обманывают со всех сторон, куда ни кинь, – сказал Гас, – сразу и не поймешь, кто же больше надувает его, друзья или враги… Ну да ладно, нам пора.

– Ребята, прошу извинить, но у меня очень много работы. Мне хотелось бы, конечно, послушать вас, проанализировать ваш опыт. Может, в другой раз, – сказал Джордж, усаживаясь за свой письменный стол.

Мэри Френч проводила их до двери. Там шепнула Гасу:

– Ну а как насчет инженерных курсов в Карнеги?

Глаза у него теперь были не такими голубыми, как тогда, до тюрьмы.

– Что насчет? – переспросил Гас, не глядя на нее и неслышно закрывая за собой стеклянную дверь.

Вечером, когда они ужинали, Мэри вдруг, вскочив на ноги, выпалила:

– Послушай, Джордж, мы с тобой несем такую же ответственность за предательство сталелитейщиков!