Большие различия

Вечером перед Ивана Купала собрались парубки да девчата поперед речкой буйною Лихою. Горилку попивают, песни распевают. Кто цвет папоротника ищет, а кто истину в самогоне хмельном. Разожгли костёр, да выше роста человеческого.

– Эх, братцы, люб мне праздник этот, и душою и телом! – кричит Панас и прыгает над горящими поленьями, едва языки жаркие пламени не цепляя ногами. За ним Егорка пошёл, а потом и очередь Ивашки. Вдали багровеет закат – предвестник недоброго. Костёр догорел, картошку кинули в золу.

– А чего речка-то Лихою называется? – спрашивает Кристина.

– Мне батька всякого рассказывал про неё! – начинает Олег. – Тут столько утопленников деды вылавливали – мама не горюй. Потом долго запрещали купаться здесь – как не пойдут дети купаться – всегда кто-то, да утопнет. А ночами призраки тут воют, и девиц красивых похищают.

– Да не пужай ты, проклятущий! – говорит Кристина.

– Айда, ребята, купаться! – кричит заводила-Панас. Штаны скинул, голым задом светит – ни стыда, ни совести. Девки-то для приличия очи опустили, раскраснелись, а сами исподтишка поглядывают, как он в Лихую прыгает. За ним и другие ребята.

– Айда с нами, девчонки! – кричат храбрецы, из воды выныривая. Девицы только улыбаются. Тогда Панас начал водою брызгаться, поливать подружек. Сначала ругались, чтоб перестали, а потом решили и красавицы окунуться. Одёжки снимать, конечно, не стали, но грех великий – на Ивана Купала остаться немытым. Первой Алёнка прыгает в бурную речку, за нею Кристина, потом и другие.

– А ты чего, Арыся? Али не любо тебе с нами веселиться?

– Вы идите, искупайтесь, а я догоню!

– Как знаешь, – говорит ей Алёнка.

Ребята резвятся, обливаются, хлопцы ныряют, кто глубже, за ноги девок хватают, чтоб те испугались.

А дочь атаманова на берегу сидит, не милы ей развлечения. Она песни грустные тихо напевает:

– Ой, там, где папороть цветёт,

Мой голубь сизый там живёт.

Он – выше солнца в небесах,

Не сохнут слёзы на глазах…

Поёт себе тихо красавица, и совсем не замечает, как Ивашка из воды вылез, и вот он уже её руки касается губами, и что-то шепчет.

– А давай убежим? А? вместе! Только ты и я! И никого больше. Твой отец ничего не узнает.. А потом вернёмся – он поймёт. Простит – не может не простить. Мы же любим друг друга! Знаешь, как сердце моё загорается, когда на тебя гляжу?

Арыся машет головой. Он не знает отца. Атаман – тяжёлый человек. И упрямый. Не простит никогда. Проклянёт. А мамку пуще прежнего бить станет.

– Чего головою машешь? Али не любишь меня больше?

– Нет, – едва сдерживая слёзы, шепчет Арыся.

Парубок смотрит в её глаза, пытаясь найти в них что-то.

– Прости! – шепчет, сдерживая слёзы, девушка. Он подрывается и уходит куда-то. Она едва не окрикнула его. «Стой!» – уже вертится на языке. Но смолчала.

Нельзя. Тем более так будет лучше для них обоих – пусть он думает, что она его разлюбила. Слезинка катится по щеке, когда она видит, как он скрылся за каштанами.

Отец всё уже решил. Она выйдёт замуж за Степана-воеводу. Это должно стереть межродовые распри. Славянам надо объединяться перед ликом турков и басурман, которые так и норовят Русь-матушку ногами грязными растоптать!

Ребята вдоволь порезвились, и начали вылезать из Лихой.

– А Ивашка куда подевался-то? – спрашивает Алёнка

– Ушёл! – улыбается Арыся. Она притворяется весёлой.

– Ну, и пускай! Расскажем – будет жалеть, когда узнает, как у нас весело! – говорит Панас.

Вдали завыл сыч.

– А знаете, ребята, что народ сказывает? – начинает Панас байку. Любит он сказки сказывать, оттого ли он душа компании? – Живёт в нашем лесу чернокнига. Тёмный, сильный. Он тоже с нашими дядьями и дедами малым купался в Лихой. Но утоп. Повстречал он чёрта водяного, а тот ему и предложил – жизнь продлить в обмен на душу. Когда солнце, вдоволь в водице искупавшись, тонет за горизонтом, он просыпается – днём под ясным солнышком не суждено ходить ему. Иногда волком серым оборачивается, чтоб кровушки испить, жизнь проклятую, и без того вечную, продлить. Но раз в несколько вёсен получает он силу необыкновенную. Тогда он читает чёрные слова из своей книги, и призывает из воды слуг беса морского. В такую ночь лучше не подходить к водице – знай, не вернёшься домой живой. А ещё…

Вдали завыли волки. Девушки подскочили, Кристинка даже расплакалась.

– Да чего же ты, глупенькая. Это же всего лишь история. Знаешь, сколько таких среди люда простого ходит?

– Ладно, холодает! – сгладил ситуацию Олег. – Пора и домой направляться.

***

Луна едва освещает тропинку между дубами. Пахнет мхом. Сверчки напевают песни.

Иван держит в руке бутыль самогона, и иногда к нему смачно прилипает.

– Все они, богачи, такие! Я-то дурак, думал, что она особенная. А она! Она хуже остальных. Конечно, что ей кузнец? Да я для неё грамоте научился! Вот! Только ради неё вечерами к попу Лаврентию ходил! Картошку копал ему, забор ставил, а он взамен меня уму-разуму учил. Как буквы в слова складывать. Ведь не может же дочь атаманова за неуча выйти?

А для неё и ум – не главное, всё богатство подавай. Воевода ей милее, чем я. Это прыщ! Да она его видела?