Большие страсти маленького театра

Пройдя путанными коридорами драмтеатра и осознав всю ущербность его внешнего и внутреннего вида, я остановился у кабинета, возле которого висела деревянная дощечка с прикрепленным к ней листком формата А4, на котором значилось: «Директор театра Нервяков А. Ф.».

Людочка, та самая невысокая белокурая девушка, опасливо озираясь по сторонам, постучалась в дверь, перекрестила меня, и я вошел в кабинет. К моему удивлению, Нервяков сидел за своим рабочим столом в дорогом вельветовом костюме, белой рубашке, с высоко поднятым воротником, из-под расстегнутых верхних пуговиц рубашки выглядывал изящный кремовый платок из атласной ткани. Его лицо выражало крайнюю степень заинтересованности. Да что там! Он сиял от счастья и восторга. Казалось, вот-вот выпрыгнет из своего рабочего кресла и кинется ко мне в объятия. Ни тени произошедшего пять минут назад на балконе, ни сожаления или раскаяния в его глазах не было, отчего до меня дошел смысл сказанных Жлобовым слов о том, почему его дед терпеть не мог Нервякова

«Человек лишен вообще какого-либо чувства стыда или совести и прочих предрассудков честных людей, они бы с Валерьяновичем поладили», – думалось мне в тот момент, когда я окинул взглядом полутемный кабинет.

Кроме Альберта, тут уже были невесть откуда взявшийся Валера, стоявший позади кресла директора, и Генриетта, фривольно рассевшаяся в дальнем углу кабинета в свете настенной лампы. Она сняла пальто и сидела в сетчатой кофточке с широкими рукавами и длинной юбкой до пола, на ее коленях расположилась жестяная фляжечка с неизвестным, но однозначно крепким содержимым.

– Проходите, Андрей Глебович, присаживайтесь. Наслышаны о вас, – прохрипел Нервяков, указывая мне на кресло напротив своего рабочего стола.

– Еще бы, наслышаны, – ядовито произнесла Генриетта, отпивая матерый глоток из фляжки.

Неловко кашлянув, с непривычки звучания моего нового имени, я поймал образ, который на меня благополучно навесили, и решительным движением уселся в кресло, поставив рядом дипломат с документами (сумку с вещами у меня любезно приняли костюмеры и отнесли в гримерку).

– Альберт Феликсович, – начал я крайне уверенным и почти директорским тоном. Нервяков наклонился вперед, готовясь жадно ловить каждое мое слово. – Меня прислали к вам из Санкт-Петербургского драмтеатра имени К. С. Станиславского для возвращения угорскому театру былого величия и статуса главного храма Мельпомены в области. Прошу. – Я протянул Альберту документ, наспех написанный родственницей Жлобова, директор пробежался по нему взглядом и вновь воззрел на меня глаза, полные надежды. – В этой связи я хотел бы провести кастинг-прослушивание на три главные роли в новом революционном спектакле «Страна солнца» под моим руководством. Работу я хотел бы начать с завтрашнего дня. – Я посмотрел на Нервякова, глаза его едва не вылетели из орбит сначала от удивления, а затем от отчаяния, которое гримасой боли отпечаталось на его лице, в какой-то момент уголки его губ задрожали, и он, медленно встав, молча прошел к окну, я удивленно вскинул брови. – Господин Нервяков, вы услышали информацию. Что вы скажете?

Послышался кашель – Генриетта подавилась содержимым фляжки:

– Он скажет вам, товарищ Штольц, одну вещь: для того, чтобы спасти этот театришко, сюда должен приехать как минимум Евгений Багратионович Вахтангов и поставить «Вишневый сад» вместе с Антоном Павловичем Чеховым, ибо только в этом случае тут появятся хоть какие-нибудь зрители и нас не пустят по миру с котомками за плечами, – резюмировала актриса, вставая с кресла и рассекая кабинет в сторону противоположного окна. Я обернулся к Валере: помреж развел руками и, сделав ко мне пару нерешительных шагов, остановился:

– Сегодня утром областной отдел культуры вынес на обсуждение вопрос о закрытии театра и передаче здания местному предпринимателю Блатнякову Геннадию Рафаиловичу, в связи с нерентабельностью содержания. Слушанье назначено на послезавтра. – Грустно произнес он, опустив голову.