Большое собрание мистических историй в одном томе

Так он сидел, машинально перебирая ключи, и вдруг вскочил на ноги. Ледяная волна, волна огненная, кровь, забурлившая в жилах, захлестнули его; потрясенный, он замер на месте. Неспешные, мерные шаги послышались на лестнице, и вот чьи-то пальцы коснулись дверной ручки, язычок ее звякнул, и дверь отворилась.

Страх тисками сжимал Маркхейма. Он не знал, чего ему ждать. Кто это? Мертвец ли идет сюда, или должностные вершители человеческого правосудия, или какой-нибудь свидетель, который случайно забрел в лавку и теперь препроводит его на виселицу? Но вот чье-то лицо показалось в дверной щели, глаза обежали комнату, остановились на нем – кивок и дружеская, словно знакомому, улыбка, а вслед за тем лицо это исчезло, дверь затворилась, и страх, с которым Маркхейм уже не мог совладать, вырвался наружу в хриплом крике. И, услышав его, неведомый посетитель вернулся.

– Ты звал меня? – приветливо спросил он, вошел в комнату и затворил за собой дверь.

Маркхейм стоял и смотрел на него, не отрываясь. Оттого ли, что глаза ему застилало туманом, очертания этого пришельца словно бы менялись и подергивались зыбью, как у тех фарфоровых божков в зыбком освещении лавки. И то ему казалось, будто он знает его, то мерещилось в нем сходство с самим собой; и ужас глыбой давил ему грудь при мысли, что перед ним предстало нечто чуждое и земле, и небесам.

Однако в пришельце этом, с улыбкой смотревшем на Маркхейма, было что-то самое заурядное, и когда он спросил:

– Ты, наверно, ищешь деньги? – вопрос его прозвучал равнодушно-вежливо.

Маркхейм ничего ему не ответил.

– Я должен предупредить тебя, – снова заговорил пришелец, – что служанка простилась со своим возлюбленным раньше обычного и скоро вернется. Если мистера Маркхейма застанут здесь, мне не надо объяснять ему, что из этого воспоследует.

– Ты меня знаешь? – воскликнул убийца.

Неизвестный улыбнулся.

– Ты мой давний любимец, – сказал он, – я долгие годы наблюдаю за тобой и не раз старался тебе помочь.

– Кто ты? – воскликнул Маркхейм. – Дьявол?

– Важна услуга, – возразил ему неизвестный, – а кто ее окажет, не имеет значения.

– Нет, имеет! – воскликнул Маркхейм. – Имеет! Принять помощь от тебя? Никогда! Только не от тебя! Ты еще меня не знаешь. Благодарение Богу, ты не знаешь меня!

– Я тебя знаю, – ответил неизвестный сурово, но без злобы. – Я знаю тебя наизусть.

– Знаешь? – воскликнул Маркхейм. – Кто меня может знать? Моя жизнь – пародия и поклеп на меня самого. Я прожил ее наперекор своей натуре. Все так живут. Человек лучше той личины, что прикрывает и душит его. Жизнь волочит нас за собой, точно наемный убийца, который хватает свою жертву и набрасывает на нее плащ. Если б люди могли распоряжаться собой, если б можно было видеть их истинные лица, они предстали бы перед светом совсем иными, они воссияли бы подобно святым и героям! Я хуже многих, я обременен грехами, как никто другой, но то, что послужит мне оправданием, знаю только я и Господь Бог. И будь у меня сейчас время, я раскрыл бы себя до конца.

– Передо мной? – спросил неизвестный.

– Прежде всего перед тобой, – ответил убийца. – Я полагал, что ты умен. Я думал, что – раз уж ты существуешь – ты сердцевед. А ты хочешь судить меня по моим делам! Подумать только – по делам! Я родился и жил в стране великанов. Великаны тащили меня за руки с того первого часа, как мать даровала мне жизнь. Великаны эти – обстоятельства нашего существования. А ты хочешь судить меня по моим делам! Но разве тебе не дано заглянуть мне в душу? Не дано понять, что зло ненавистно мне? Неужто ты не видишь там, в глубине, четкие письмена совести, хотя и пребывающие нередко втуне, но ни разу не перечеркнутые измышлениями ложного ума? Неужто тебе не дано распознать во мне существо самое заурядное среди людей – грешника поневоле?

– Все это изложено с большим чувством, – последовал ответ, – но я тут ни при чем. Твои логические выкладки меня не касаются, и мне безразлично, какие именно силы влекли тебя за собой, важно, что ты подчинился им. Но время летит; служанка идет не торопясь, разглядывает встречных на улице и щиты с афишами, но все-таки она подходит все ближе и ближе. И помни, это все равно что сама виселица шагает сюда по праздничным улицам. Ты примешь мою помощь – помощь того, кому ведомо все? Сказать тебе, где лежат деньги?

– А что ты потребуешь взамен? – спросил Маркхейм.

– Пусть это будет моим рождественским подарком, – ответил неизвестный.

Маркхейм не удержался от горькой, но торжествующей улыбки.

– Нет, – сказал он. – Из твоих рук мне ничего не надо. Если б я умирал от жажды и твоя рука поднесла мне кувшин к губам, у меня хватило бы мужества отказаться. Пусть это покажется неправдоподобным, но я не сделаю ничего такого, что ввергнет меня во власть зла.

– Я не возражаю против покаянной исповеди на смертном одре, – сказал незнакомец.

– Потому что не веришь в ее действенность! – воскликнул Маркхейм.