Когда Антон Л. пересек большую площадь, дорогу ему перебежал перепел.
«А Хоммеры мне ничего не сказали. Очень на них похоже. Могу поспорить: они вообще обо мне не вспомнили. Ни разу обо мне не подумать, ничего не оставить; даже не предупредить».
А были ли вообще слышны сирены? Нет, сирен слышно не было. Или, может быть, их не слышал только он? А может, все-таки слышал, но только акустическое впечатление трансформировалось в оптическое? То есть вместо того, чтобы
Тяжело дыша и задыхаясь, Антон Л. добежал до главного входа финансового управления. «Если началась война, – думал он, – Мельф ничего не сможет мне сказать. Тогда он должен радоваться, что я вообще пришел».
Вход в финансовое управление был заперт.
«Странно, – подумал Антон Л., – что вчера в вечерних новостях, до того как началась английская семья, они ни словом не обмолвились о предстоящей войне. Может, в то время все еще было мирным, может быть, сообщили только в одиннадцатичасовых новостях… Но как об этом узнали Хоммеры, без сирен?»
Объяснение, что могла начаться война, явно теряло свою вероятность. Черный червь войны был почти безобидным по сравнению с огромным черным червем некоей неизвестной катастрофы, который теперь проник на задворки души Антона Л. Тем не менее – или, скорее, по этой причине – Антон Л. судорожно цеплялся за версию войны, а возможно, и потому, что у него возникла более чем забавная мысль: они окопались в финансовом управлении, сотрудники и Мельф.
Антон Л. подергал тяжелую дверную ручку из кованого железа. Ключ от его служебного кабинета у него был. но как у подчиненного служащего (даже не чиновника) у него, разумеется, ключа от входной двери управления не было. (Вероятно, его не было ни у финансового советника Мельфа, ни даже у финансового директора доктора Ходдола, ключ от входной двери, наверное, был только у коменданта.)
То, что Антон Л. не замечал раньше, он увидел только сейчас: на двери финансового управления был звонок. Антон Л. позвонил. Ничто не пошевелилось, из-за двери не послышался даже звук звонка. Антон Л. понял: электричество было отключено.
Антон Л. стал потеть. «И надо же, чтобы это случилось именно тогда, когда мое солнечное сплетение…» – подумал он. Он осмелился снять верхнюю пару чулок, но сначала забежал за здание, потому что сзади была еще одна дверь, маленькая дверь, не для посетителей.
Рой маленьких птичек перелетал с одного дерева на другое. На стене сада больницы Святой Клариссы сидела кошка. Солнце высветило большую, широкую площадь из темной, покрытой тенями массы домов. Красная церковь стояла посредине, словно на подносе. Свежее утро перешло в теплый день, обещавший стать жарким. Кошка сидела в тени дерева, возвышавшегося над стеной.
Конечно же, не разрешалось выходить из здания управления в рабочее время. Через главный вход это было совершенно невозможно, там в своей ложе сидел недоброжелательный портье. Но в один прекрасный день сотрудник отдела возврата налога с оборота обнаружил, что ключ от его кабинета подходит и к маленькой задней двери, которую этот коллега после начала работы вынужден был открывать, а перед концом рабочего дня снова ее закрывать, чтобы ничего не произошло. С тех пор можно было, если кому-то вечно влажные булочки комендантши, которые она предлагала для второго завтрака, казались слишком жесткими, выбежать через запретную дверь к пекарю Ульриху и принести свежий крендель, пирожное или фаршированное свиное ухо.
Иного ожидать не приходилось: маленькая дверь оказалась запертой. Антон Л. лишь мимоходом подергал за ручку. Дыхание его все еще не восстановилось, и он потел. (Кроме второй пары чулок он предусмотрительно между рубашкой и курткой одел еще и шерстяную жилетку.)
«Но не может же сегодня быть воскресенье, – подумал Антон Л, – Ибо тогда получается, что я – вчера, то есть, когда я в последний раз ложился спать, был понедельник – проспал целую неделю». Это едва ли было возможным. Может быть, был какой-то праздник? Нет. Праздник тела Христова был на прошлой неделе. Вознесение и Троица прошли еще раньше. Какой мог быть еще праздник? Может, государственный праздник? Может, умер Федеральный Президент? Но тогда бы висели флаги, приспущенные. Антон Л. помчался назад, к главному входу. Кошка все еще сидела на стене сада больницы Святой Клариссы. Башенные часы пробили половину десятого.
«Эта проклятая шерстяная жилетка, – подумал Антон Л. (В другом случае он отнес бы потение не на счет шерстяной жилетки, а на счет солнечного сплетения.) Ему пришла авантюрная для финансового служащего мысль… Он больше не думал, мысли прыгали, беспорядочно сменяя друг друга.
«Я должен попасть в управление».
Но он побежал в направлении церкви.
«Если сегодня воскресенье, то в половине десятого должна быть служба. В церкви должны быть люди.»