Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории

Там, в бывшей гостиной по желанию государя, был собран — не военный совет (государь любил неопределенность) — но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать…

Очень русская ситуация, архетипическая. Это наше недоверие к формалистике, вообще говоря, никак не связано с вышеупомянутым либерально-европейским религиозным релятивизмом, но так уж получается, что в отношении разбираемых здесь исторических теорий и гипотез, эти два вектора, объективно говоря, сегодня складываются и тянут наше общественное сознание в болото, топография которого и была здесь кратко рассмотрена.

Глава 15

«ГОНКА ПОТРЕБЛЕНИЯ»

Это последняя объективная глава книги. Были рассмотрены не все, но многие типические особенности западного и нашего восприятии России и ее истории, популярные сюжеты и «жупелы», фальсификации умышленные и вызванные «эффектом зрителя», конкурирующие интерпретации.

Далее у меня есть большая потребность рассмотреть и потребителя этого исторического, идеологического товара. Никаких собственно социологических достижений, кроме участия во Всероссийской переписи населения 2002 года, у меня нет, и рассматривать аудиторию исторических споров я буду на примере себя и своего поколения. Это не будет автобиографией, мемуарами в обычном смысле, а скорее попыткой рассказать о формировании сознания, привычек восприятия, стереотипов нашего поколения. Подыскивая какой-то объединяющий термин (не называть же это: « поколение Игоря Шумейко»), я колеблюсь между простым и малоприятным определением: «Поколение проигравших Холодную войну, разваливших СССР

», и полуоправдательным упором на то, что мы все же были — аудиторией. За наше воспитание, за влияние на инфантильных нас, и пытались бороться старшие товарищи.

Но прежде перехода к рассказу о Потребителях исторической, идеологической продукции, я рассмотрю сам феномен идеологического Потребления.

Само появление эпитетов «убедительная», «привлекательная», в отношении теорий, идеологий феномен не очень давний. Изначально вполне хватало разделения на «наше» и «ихнее».

Но со временем в Европе прорастали и наднациональныеценности. Напоминаю о лозунге Лейбница: «

Где к искусствам и наукам лучше всего относятся, там будет мое отечество!» из главы, и о его с Вольтером работе на Россию, ввиду того, что у нас имеют хождение эдакие простецкие теории, объявляющие все Просвещение — сугубо русофобской затеей. В России прорастание наднациональныхценностей началось гораздо позже

Смешно представить в 1708 году, как средство мобилизации наших народных усилий, какую-нибудь критику внешнеполитического курса Карла XII, или в 1812 году — обличения «бонопартизма». Да и в 1941 году Сталин, взвесив все наши антифашистские критики, обоснованно вышвырнул их, оставив «Смерть немецкимоккупантам!» и Александра Невского.

Дело в том, что наши наднациональные

ценности, запаздывая со всхожестью, прорастали уже как анти-национальные, что, похоже, и определило особенности последующего идеологического противостояния. Так или иначе, но автор этих строк, в 1976–1977 годах носил гордое звание: «Отличник боевой и политическойподготовки»…

В «Уравнении с неизвестным числом неизвестных» — своей, немного альтернативной истории Холодной войны я фиксировался на том, что кроме « гонки вооружений» Соединенным Штатам удалось навязать нам еще одну параллельную «гонку», значение которой для исхода Холодной войны очень недооценивают: «гонку потребления».