Большой театр

До нас дошел альбом «Планы и фасады театра и маскарадной залы в Москве, построенных содержателем публичных увеселений англичанином Михаилом Маддоксом». Альбом издан в 1797 году типографией Московского университета и содержит в себе подробнейшее описание внешности и внутреннего устройства театра. На Петровке в окружении домов знати и церковных служителей высилось здание Петровского театра, окруженное службами, где, в частности, были и квартиры для артистов, и огороженные от улицы каменными надолбами площадки, на которых становились в приезд кареты.

Зрители, имевшие места в партере и бельэтаже, подъезжали к дверям. Кареты заезжали за угол и оставались до конца спектакля на площади за надолбами. Знатная публика, войдя вместе с крепостными людьми в сени, сбрасывала верхнюю одежду: салопы, шубы, шапки и муфты — и отдавала ее на хранение «своим людям», для которых в нижнем этаже здания были устроены три большие залы для ожидания господ.

Зрители поднимались по лестничным переходам в зрительный зал или же в анфилады боковых комнат, расположенных на втором этаже, — малую маскарадную залу, карточную залу и, наконец, огромную «Ротунду», окруженную круглой колоннадой, галереей, угловыми кабинетами.

Сама театральная зала превосходила все известные московские залы: партер из 10 рядов кресел, четыре яруса лож и висящая на кронштейнах галерея вмещали более 800 зрителей, В каждом ярусе было по 26 лож, которые сдавались в годичную аренду. Ложи эти мало походили на современные — они были лишены открытых балконов. Каждая из них представляла как бы небольшую комнату, отделенную занавесками от зрительного зала. Подле оркестра были отведены особые места для постоянных посетителей.

Зрительный зал освещался восковыми и сальными свечами, вставленными в бра и прикрепленными к бортам и стенам лож.

В целом зал был достаточно нарядным и, судя по воспоминаниям современников, поражал и восхищал зрителей.

Однако наибольший восторг и гордость москвичей вызывал круглый маскарадный зал «Ротунда». Он имел 40 метров в диаметре, освещался 42 хрустальными люстрами, стены украшали великолепные зеркала — все блестело, сверкало, играло разнообразными красками. Это приводило в восторг посетителей. На знаменитые маскарадные балы сюда приезжали не только москвичи, но и жители других городов. По подсчетам современников, иной раз в маскарадной зале Петровского театра собиралось до 2 тысяч человек.

Спектакли в Петровском театре шли пе каждый день, а лишь два-три раза в неделю, зимой чаще. В течение года давалось не более 80 представлений.

Чрезвычайный интерес московского зрителя к новому театру, а также большой доход, получаемый от зрелищ, заставил Медокса открыть в 1783 году близ Таганской площади так называемый «воксал», с театральным зданием, в котором шли комические оперы и балеты. Посещаемость «воксала» доходила до 5 тысяч зрителей в вечер.

Петровский театр отличала одна замечательная особенность, какой не знал в те годы ни один театр мира. Он имел коллегиальное художественное управление — совещательный комитет из ведущих актеров, который решал все творческие вопросы: принимал пьесы, составлял репертуар, распределял роли.

На прежних условиях князь Долгорукий-Крымский выхлопотал Медоксу новую десятилетнюю привилегию, то есть до 1796 года. Однако денежные дела антрепренера были так запутаны, что уже никакие привилегии не могли его спасти. Он заложил в Опекунский совет не только Петровский театр и все свое имущество, но и даже самого себя. Как вспоминал в своих мемуарах Адам Глушковский, танцовщик и балетмейстер Петровского театра: «Театр прежде принадлежал Медоксу, а потом за долги его был взят с труппой в ведомство казны». Императрица Мария Федоровна, признавая заслуги Медокса перед русским театром, назначила ему пожизненную пенсию в размере 3 тысяч рублей.

В 1789 году Петровский театр стала возглавлять дирекция, а с 1806 года он вошел в ведение Конторы императорских театров, то есть стал правительственным учреждением.

8 октября 1805 года в третьем часу дня перед началом оперы «Днепровская русалка» Ф. Кауэра здание Петровского театра сгорело. «...Загорелось в гардеробной комнате, робость и неосторожность допустили распространиться пламени... теснота была неизъяснимая... пламя все пожрало, и убытки весьма велики!» — сообщал «Московский курьер».

«Петровского театра как не бывало,— писал в своих воспоминаниях известный московский театрал С. Жихарев,— кроме обгорелых стен, ничего не осталось...» Огонь пощадил лишь деревянный домик рядом с театром, где жил до конца своих дней Михаил Медокс. Но труппа сохранилась и продолжала работать, давая спектакли на сценах московских частных домов.

В течение двух лет спектакли шли в доме Пашкова на Моховой. Однако, признавая необходимость постоянного театра для Москвы, правительство решило построить новое здание — на Арбатской площади.